И срываются снова слова на бумагу,

И зовут меня в мир неслучившихся грез,

И к концу, как к венцу, подбирается сага,

Оставляя открытым все тот же вопрос:

Для чего? Для кого?! И кому стало легче

От того, что годами толкла я беду?

Подари на прощанье мне сказочный вечер.

Подари! И тогда я спокойно уйду.

Только нет. Это все ничего не меняет.

Не случилось. А значит — тому так и быть.

Я ждала. Я жила! И, других согревая,

Научилась тебя беззаветно любить.

И все равно я не смогла б уехать,

Пускай бы были деньги у меня.

Мне край родной и болью, и утехой,

И памятью у вечного огня.

Мой край родной, пусть не красивей прочих,

Но как уютен мой родной порог,

И как милы полуночные строчки,

Вернувшие тепло моих дорог.

Я только здесь совсем не верю смерти,

Хоть знаю: час ее уж недалек,

Я только здесь сильна, как Бог, поверьте,

Среди моих незавершенных строк.

Распадается время на куски, на отрезки, на части…

Распадаются семьи, и жизни летят под откос.

Только очень немногим на миг улыбается счастье,

Чтобы тут же исчезнуть, пропасть,

Чтобы тут же исчезнуть, пропасть, словно капельки роз.

Исчезает роса под слепящего солнца лучами,

Высыхают ручьи, если очень засушливый год,

Только мы еще верим, что счастье, что вечно не с нами,

К нам когда-нибудь все же, как чудо, как сказка, придет.

Мне отпущенный век исчезает за первым угором,

И летит моя жизнь, словно скорый, летит и летит!

Почему же я верю, что еще не сегодня, не скоро…

Почему же я жду, что сорвусь, словно солнце, в зенит?!

По снегу заячьи следы —

Ох, и напутали, косые!

Как бы спасаясь от беды,

Как депутаты молодые.

Я унесу с собой закат

На пленке фотоаппарата,

Я покажу тебе, мой брат,

Все краски этого заката.

Ты побывать не сможешь там,

Ведь ты не ходишь по порогам,

Не все идут по тем местам,

Там нету места недотрогам.

Там рыба водится в реке,

И комары звенят ночами,

И нет и речи о тоске

Под голубыми небесами.

Друзья храпят, а я сижу

У костерка чудесного.

На этом свете, я скажу,

Так много интересного!

Есть и озера, и леса,

И небеса, и горы.

Необозримая краса —

уральские просторы.

В Сибири тоже есть места,

Где побывать бы надо.

Я думаю, что неспроста

Такая нам награда

Дана. Возможности у нас

Не то, чтобы большие,

Но есть любимая страна —

Прекрасная Россия.

Я просто маленький поэт,

Не надо многого поэту.

В одежду прочную одет,

Люблю бродить по белу свету.

Люблю я небо, облака,

Леса, и горы, и долины…

Я лучше помолчу пока

И просто гальку в воду кину.

Пойдут, конечно же, круги,

Потом движенье прекратится.

Сниму я молча сапоги

И подойду воды напиться.

Убил сегодня комара я,

И жалко стало комара.

Убил его легко, играя,

Да, жизнь — жестокая игра.

Рыбак червя на крюк насадит,

И извивается червяк.

Червяк останется в накладе,

И не спасти его никак.

Он ершика к себе притянет

И, сам не ведая того,

Орудием обмана станет,

Не понимая ничего.

Никита Трезвянкин поддерживал себя в хорошей физической форме. Лыжи, велосипед, бег… Однажды поздним летним утром, пробегая по лесной дороге, Никита увидел бурундучка. Бурундук сидел на старом кузове автомобиля и потирал мордочку. Никита приостановился — как раз на подъеме — и пошел медленно-медленно. Бурундучок продолжал умываться, хотя прекрасно видел Никиту. Никита подошел близко, ближе некуда — и остановился. Брундучок закончил умываться, после чего деловито и чуть смущенно попрыгал по автомобилю, но не спрятался, а продолжал оставаться на виду, видимо, из вежливости, как бы чувствуя на себе обязанности хозяина. «Как же это я ружье-то хотел покупать?» — подумал Никита. И побежал дальше.

Сергею Алексееву врач прописал кедровые орехи для пользы желудка. Сергей пошел на рынок, посмотрел на цены и понял, что кедровые орехи ему не по карману. Долго ходил Сергей без орехов и маялся желудком. Наконец недалеко от своего дома, на углу улиц «Правды» и Отбойных Молоточников, Сергей увидел женщину, торговавшую орехами по цене в два раза меньше, чем на рынке. Сергей купил стакан, принес домой и съел. Орехи все были хорошие. На следующий день Сергей подошел к этой женщине и сказал, что хочет купить десять банок орехов на все деньги, которые у него были. Женщина сказала:

— Вы знаете, нас гоняют, у меня с собой мало, а вечером, часов в пять, подходите, я принесу.

В пять уже было темно. Сергей подошел к женщине, она сунула ему под нос стакан орехов со словами: «Вы понюхайте, совсем свежие, смолой пахнут».

Орехи действительно пахли смолой. Сергей купил десять банок. Дома попробовал… Хороший орех, хороший, плохой, потом пустой, потом заплесневелый, потом противный на вкус, потом хороший… Больше половины орехов были негодные. Выходило дороже, чем на рынке. Сергей ел орехи и давился горькими слезами, а женщина купила себе бобровую шапку и ходила гордая, как королева.

— Мне до «Исети» откуда ближе идти — с Бажова или от оперного? — спросила женщина в трамвае.

— С Бажова, — сказала одна из пассажирок.

— От оперного, — сказала другая.

— Где же мне выходить? — нервно спросила женщина.

— На Бажова.

— На оперном, — одновременно ответили обе пассажирки.

— Где же мне выходить? — повторила женщина.

— С Бажова ближе, — авторитетно заявил мужчина в шапке.

— Да там одинаково, — подал голос молодой человек.

— Да где одинаково? От оперного ближе, — сказала вторая пассажирка.

Трамвай остановился на Бажова.

— Здесь выходите, — сказала кондуктор.

Женщина вышла. В трамвае продолжали спорить.

Вася и Петя жили в одном доме, причем Вася работал дворником, а Петя мусорил. Так они и жили — Вася убирал, а Петя мусорил. Когда Петю уволили с работы, он тоже устроился дворником и стал убирать сам, а мусорить перестал. Вот так он изменился к лучшему, этот Петя.

Чисто вымыты полы,

Занавесочки на окнах.

И в одном углу полынь,

А в другом углу икона.

Гроб сосновый на столе,

Лик, покрытый полотенцем,

И народ навеселе

Вытирает ноги в сенцах.

В том гробу красивый я

И спокойный до предела.

Плачет вся моя семья,

Ну а мне какое дело?

Гроб сосновый на столе,

Будут славными поминки.

В тонкой, липкой паутинке

Бьется муха на стекле.

По незнакомым улицам,

Под неба вечным пологом,

Жара или метелица —

Далекий слышен колокол.

Как зеркало от зеркала

Туманно отражается,

К нему дорога светлая

Бежит и не кончается.

Сверкает время гранями,

Сплетается узорами.

Идут дорогой странники

С задумчивыми взорами.

Где в незримой дали

Замирают холодные ветры —

Твой чертог золотой,

Твой холодный небесный хрусталь.

Мне терпенье пошли,

О источник надежды и веры,

Мою боль утоли,

Разметай ледяную печаль.

Я хотел воспарить,

Но расшибся об острые камни.

Видно, крылья мои

Не окрепли, а ветер силен.

Как без веры прожить?

О скалу обдирая ладони,

Снова лезу наверх,

Где сияет в лучах небосклон.

Ходила в огороде

Косматая старуха

В тяжелом темном платье

С тяжелою клюкой.

А рядом, за оврагом,

Паслись чужие козы,

И дым клубился синий

Над белою трубой.

А на крыльце вздыхали

Тесовые ступени,

И на кусты ложилась

Прохладная роса,

И тополя шумели,

И тяжелели тени,

И солнце уходило,

И вечер угасал.

Где лежит варенье

В темных погребах,

В липких испареньях

Обитает страх.

За семью замками

Спрятан леденец,

Желтыми зубами

Клацает мертвец.

Краплет мелкий дождик,

Крыса хочет пить.

Вечер точит ножик,

Чтоб ее убить.

Звезды в небе кружат,

Месяц скалит пасть.

Ночью можно в лужу

Запросто упасть.

Скользкие ступени

Привели в подвал.

Заметались тени,

Кто-то зарыдал.

Растянули руки

Пьяную гармонь.

В темном закоулке

Оседает вонь.

Прилетев из мрака,

Ветер выл в ночи.

Умирала бабушка

Молча на печи.

Судорогой ноги

Синие свело.

Пусто на дороге, тихо спит село.

Лишь за речкой редко

Птица прокричит,

Да по стеклам веткой

Яблоня стучит.

С глаз потухших — слезы...

А затем покой.

Закружись звезды

Над печной трубой.

Расцвели узоры,

Сладок смерти сон.

Ангельские хоры,

Нежный перезвон.

Снятся пальмы стройные

На краю земли,

Где в туманы белые

Входят корабли.

Тает сумрак ночи

Тенью на кустах.

Снятся мертвой очи

Светлого Христа.

А мне приснился сон,

Что ты — совсем не он,

Что рушатся мечты,

Что он — совсем не ты.

А знаю все сама

Про то, что не одна,

Что я с тобой и с ним,

И нам не быть одним.

Нам быть наедине

Придется лишь во сне.

Ведь рядом сразу вместе

И ты, и он. Как в песне.

Деревянный, крепкий, ладный

Врыл он в землю сруб.

Зачерпнув воды прохладной,

Ковш коснулся губ.

И корявый мужичонка,

Крякнув: «Хороша!»,

Расплескал на бороденку

Воду из ковша.

И, работою доволен,

Он ушел домой.

А внизу меж желтых бревен

Бился ключ живой.

Тополь серебристый

Заблестел листвой,

Купол неба чистый,

Нежно-голубой.

В воздухе прохладном

Нити паутин,

В убранстве нарядном

Веточки рябин.

Узкие тропинки

Листьями шуршат.

Мошки, как пылинки,

Облачком парят.

В этот день осенний

Хорошо мечтать,

В сладком упоенье

Лето вспоминать.

Я хочу быть вольным ветром —

Улетать и прилетать.

То ласкать тебя до смерти,

То на волю отпускать.

Зацелую, заколдую —

Закипит на сердце кровь!

Полюбил меня такую —

Так терпи мою любовь.

В жизни этой я — рябина,

Только гнусь, да не ломаюсь.

Не боюсь я вольных ветров —

Я им просто улыбаюсь.

Солнце греет — расцветаю,

А от снега только слаще.

Я, как деревце, простая —