Все бабушки умеют летать. Я знаю, я видела. Бабушки летают не высоко, не низко. Так, чтобы можно было погладить своих внуков по голове. У бабушек за спиной есть маленькие крылышки. Как у стрекоз или бабочек. Под косынками бабушки прячут сказки, под шапками — истории, а в карманах у них конфеты. У бабушек в сумочках лежат леденцы и зонтики. Бабушки любят покупать в магазине хлеб и молоко, любят сидеть на лавочке и смотреть на детей. Бабушки не улетают на юг, как птицы. Они всегда остаются дома. Бабушки никогда не обижаются, их можно только огорчить. Когда бабушки расстроены, они не летают, а просто тихонько сидят. Говорят, бабушки могут улететь навсегда. Поэтому бабушек надо беречь. У меня тоже была бабушка. И она умела летать.

Бабушка решила подарить мне кружку. Такую, чтобы в нее можно было налить побольше чая. В магазине много кружек. Я столько никогда не видела. С ручками и без ручек, с блюдцами и без них. С цветами и птицами, с городами и еще с чем-то.

— Выбери самую красивую, — говорит бабушка.

Я выбираю большую, с розой и зелеными листьями. Бабушке она тоже нравится. Она просит продавца завернуть покупку в бумагу.

Мы открываем тяжелую дверь магазина и выходим на улицу.

— Бабуля, почему ты не полетишь? — спрашиваю я, щурясь на солнце.

— Боюсь кружку выронить, — улыбается бабушка.

Я соглашаюсь. Мне нравится моя новая кружка, и я не хочу, чтобы она разбилась.

У моей бабушки есть большой платяной шкаф. Он пахнет мылом и шоколадом.

— Бабуля, зачем тебе так много мыла? — спрашиваю я.

— Пригодится, — отвечает она и дает мне кусочек шоколада.

Шоколад она хранит для меня.

У бабушки много платьев. Ее любимое — темно-синее, с брошкой. Наверное, потому, что оно просторное, и в нем удобно крыльям. А мне нравится то, которое в горошек. Я часто в нем прячусь, когда мы играем в прятки. Бабушка всегда меня находит.

Где-то тут же, в шкафу, шоколад, но я никогда не могу его найти.

Бабушка очень терпеливая. Она перебирает пшено, гречку и рис. Убирает плохие темные зерна, а хорошие оставляет. У бабушки шершавые ладони. Я слышу, как она проводит ими по столу, когда сгребает пшено в одну кучку.

— Тебе не скучно? — спрашиваю я, перекатывая пальцем зерна.

— Совсем нет, — отвечает бабушка.

Она поправляет очки и снова берется за дело. А я сижу и смотрю. Мне тоже не скучно.

Я боюсь засыпать одна. Мама с папой разрешили мне не закрывать дверь в бабушкину комнату. Когда я ложусь, бабушка еще смотрит телевизор.

— Бабуля, — зову я. — Посиди со мной.

Бабушка садится рядом и берет меня за руку. Она рассказывает мне о том, как была молодой и ездила с дедушкой на море. Я слышу шум волн и засыпаю под теплый звук ее голоса.

Моя бабушка прячет от всех свои крылья. Но когда ей холодно, я вижу, как они дрожат под одеждой. Я боюсь, что однажды бабушка все-таки улетит. Тогда я подхожу к ней и обнимаю крепко-крепко.

— Бабуля, не улетай, — говорю я и зарываюсь носом в ее кофту.

Бабушка смеется и говорит, что никогда не оставит меня одну. Я ей верю. Моя бабушка никогда не обманывает.

Бабушка делает на завтрак бутерброд и варит яйцо всмятку. Я прошу сварить яйцо и для меня тоже. Бабушка считает до ста двадцати и вынимает сваренные яйца из ковшика. Я никогда не могу досчитать до ста двадцати, не сбившись. А бабушка может. Зато я могу отрезать ровно кусок хлеба. А бабушка нет. Это потому, что она хуже видит. Я вижу хорошо, и бабушка всегда удивляется, как здорово я режу хлеб.

— Я просто лучше вижу, — смеюсь я.

— Ты просто лучше режешь, — отвечает бабушка.

Моя бабушка больше любит холод, чем жару. Зимой она лучше спит. Совсем как бабочка. Наверное, это из-за крыльев.

Зато летом мы дольше играем в карты, домино, шахматы или шашки.

Я люблю играть с бабушкой. Мы сидим за широким столом, который скрипит, когда на него опираешься локтями. Бабушка часто выигрывает, но иногда поддается.

— Я выиграла! — подпрыгиваю я.

— Молодец! — радуется за меня бабушка.

Она никогда не расстраивается, когда проигрывает. Я тоже так хочу, но у меня не получается.

У бабушки очень сильные руки. Кажется, даже сильнее, чем папины. Иногда я сажусь рядом с ее креслом, она подставляет мне ладонь, и я слегка ударяю по ней рукой. Бабушка сжимает свою руку в кулак, ловя мои пальцы. Когда ей удается поймать, я чувствую, какая она сильная.

Я люблю ездить в метро. Летом здесь прохладно, а зимой тепло. В метро особенный запах, его легко почувствовать, когда только заходишь внутрь. Мы с бабушкой останавливаемся на платформе напротив буквы «и» в названии станции. Бабушка знает, что каждый раз здесь открываются двери.

— Занимай места, — говорит она и подталкивает меня вперед.

Мест много, но я сажусь на самые лучшие. Я кладу ладонь туда, куда должна сесть бабушка. Это для того, чтобы никто не сел рядом.

Бабушка дает мне леденец из круглой жестяной коробки. Дома я бы такие есть не стала, но в метро они кажутся очень вкусными.

Мы едем молча и сосем конфеты.

Бабушка знает заранее, когда поезд подъедет к станции. Перед тем, как начать тормозить, он мигает лампами во всех вагонах.

Бабушка говорит:

— Мигнул. Пора выходить.

Мы встаем с сидения, чтобы успеть выйти.

Я иду за бабушкой и держусь за ее пальто, чтобы не потеряться.

Мы никогда не пропускаем нашу станцию.

Мне очень хочется полетать вместе с бабушкой. Но она мне не разрешает.

— Я ведь уже совсем взрослая, — говорю я бабушке.

— Нет, ты должна еще подрасти, — не соглашается она.

Мне говорили, что когда мы летаем во сне, то растем. Наверное, скоро я перерасту самую высокую гору.

Зимой бабушка не летает. Шуба не позволяет — она большая, как дом.

Я смеюсь:

— Бабушка, ты где? — и тычу в шубу пальцем.

— Я тут, — отзывается бабушка откуда-то изнутри и тоже смеется.

Бабушка говорит:

— Чувствую себя неважно.

Я уверяю, что это не так:

— Ты очень важная, бабуля.

И объясняю, почему. Никто не умеет так прощать и слушать.

И бабушке становится лучше.

— Смотри, как я могу, — хвастаюсь я и кручусь перед бабушкой колесом.

Бабушка пугается и просит меня быть аккуратней. Я обещаю. Когда-нибудь я упрошу бабушку тоже покрутиться. И она поймет, что это совсем не страшно.

— Ты похожа на пчелку, — говорю я и считаю полоски на бабушкиной кофте.

Бабушка принесла мед. Она собрала его сама, прямо из цветов. Бабушкин мед самый вкусный. Я намазываю его на булку и облизываю ложку. Мед липкий и сладкий. Наверное, его очень трудно достать из цветка. Если бы бабушка научила меня летать, мы бы летали за медом вместе.

Я говорю об этом бабушке. Она наливает нам чай и обещает как-нибудь взять меня с собой.

Я хочу быть красивой и надеваю мамины туфли. Мама боится, что я сломаю каблуки, бабушка — что я могу подвернуть ногу. А я прячусь под стол и смотрю на комнату из-под скатерти. Бабушка обещает подарить мне туфли по размеру. Они мне не нужны. И я выставляю ноги в маминых туфлях из-под стола.

— Вылезай, — просит бабушка, высматривая меня под столом. И я слышу, как шуршат ее крылья.

Я знаю, что она даст мне конфету, и не выхожу. Полы скатерти отодвигаются, и я вижу серебристый фантик. Это конфета «Ласточка». У ласточки тоже крылья. Я разворачиваю фантик. Когда я съем тысячу таких конфет, наверное, и у меня вырастут крылья.

У девочки из соседнего дома недавно бабушка улетела. Насовсем. Бабушка покупала самое вкусное мороженое и разноцветные ленты. И вот улетела.

Моя бабушка говорит, что так бывает со всеми бабушками.

— Ты же обещала… — напоминаю я и хмурю брови.

Бабушка говорит, что со мной же останутся мама и папа. Мне хочется плакать, мне нужна и бабушка. Бабушка не возражает, но я чувствую, как дрожат ее крылья.

Бабушка может подолгу смотреть в окно и считать едущие машины. Я сажусь рядом с ней. Бабушка считает, а я нет. Мне просто хорошо сидеть с ней вот так.

Мы с бабушкой едим яичницу прямо со сковородки. Бабушка говорит, так вкуснее. Это правда. Особенно собирать желток хлебным мякишем.

Потом бабушка моет посуду, а я пью яблочный сок.

— Почему ты любишь мыть посуду? — спрашиваю я, вытирая губы.

Бабушка говорит, что не любит.

— А зачем же моешь? — удивляюсь я.

— Чтобы она была чистая, — говорит бабушка и кладет тарелку в сушилку.

Наверное, так правильно. Я тоже не люблю мыться. Зато люблю запах шампуня.

Мама с папой сказали, что бабушка устает, ей надо побольше лежать. Теперь я сижу рядом с ней. Очень боюсь, что ее крылья могут помяться от долгого лежания, и она не сможет больше летать. Бабушка успокаивает меня и говорит, чтобы я ей почитала. Я беру с полки «Карлсона». Он тоже умеет летать.

Бабушка все лежит. Папа с мамой объясняют, что она болеет.

— Как же ее крылья? — говорю я, чуть не плача.

Родители удивляются и молчат. Они не знают, что бабушка умеет летать. Папа обнимает меня и говорит, что нам надо быть вместе. Папу я тоже не понимаю.

Бабушка просит принести ей попить. Я делаю теплый чай и добавляю в него две ложки меда.

— Спасибо, — говорит бабушка и тихо улыбается.

Я сажусь рядом и включаю телевизор. Бабушка любит смотреть кино. Если бы я могла, я бы сделала фильм про нее.

Я все время думаю о бабушкиных крыльях. Мне хочется спросить у нее об этом. Но бабушка почти ничего не говорит. Мне грустно. Мама с папой просят меня побольше быть с бабушкой. Я подхожу к бабушке, сажусь и держу ее за руку.

Бабушка говорит, что ей не заснуть. Я читаю ей вслух. Бабушке нравится, как я читаю. Она говорит, что я молодец.

Бабушка сильно кашляет, и папа дает ей теплое молоко. Я добавляю в него опять мед, который когда-то собрала бабушка. Ей лучше. Надо почаще давать ей пить с медом молоко или воду.

Я иду к бабушке сказать «Доброе утро!». Но папа с мамой останавливают меня и прижимают к себе. Они говорят, что бабушки больше нет.

Я вижу открытое окно. Значит, бабушка все-таки улетела. Мне становится очень обидно, что она не попрощалась. Но я рада, что ее крылья оказались в порядке.

Мама с папой говорят, что они всегда будут со мной.

— Бабушка тоже так говорила, — отвечаю я.

Они начинают плакать. Мне хочется рассказать то, о чем они не знают. Что у бабушки есть крылья. Что она умела летать. И, наверное, улетела. Но мне кажется, они не поверят.

Я открываю окно.

— Возвращайся, бабушка!

Меня зовут Тим, и мне десять. Тим — значит Тимофей. Так же зовут бабушкиного кота. Ему тоже десять. Он старый, и у него все время лезет шерсть. Бабушка вычесывает ее специальной щеткой, но это не помогает.

Бабушка говорит, что Тимофей — долгожитель.

— Значит, и я тоже долгожитель? — спросил я.

Бабушка засмеялась:

— Видишь ли, — сказала она, — один год в жизни кота равен семи годам жизни человека.

Я посчитал. Получилось, что Тимофею семьдесят лет.

— Ого! — сказал я и посмотрел на кота с уважением.

У меня есть сестра. Она очень маленькая, ей всего десять месяцев. Ее зовут Зой, и она недавно научилась ходить. Мама говорит, что скоро она будет бегать быстрее меня. Я так не думаю. С такими коротенькими ножками, как у Зой, далеко не убежишь. Конечно, маме я этого не говорю — зачем ее огорчать.

Мама любит Зой. Папа любит Зой. А я люблю, когда она щиплет меня за нос. И еще мне нравится щекотать ей живот. Тогда она громко смеется. И я смеюсь. И родители тоже. Хорошо, когда мы смеемся все вместе.

Еще у меня есть лучший друг. Его зовут Генка. Он живет в соседнем доме.

Когда появилась Зой, Генка сказал:

— Ну, теперь все!

— Что все? — не понял я.

— Да все, — вздохнул Генка. — Они теперь с ума сойдут. Все подарки ей. А тебе — кукиш.

— А ты-то почем знаешь?

Генка покачал головой.

— У Лешки Соколова та же история.

«Действительно, — подумал я. — Если у Лешки Соколова то же самое, значит, и у меня начнется».

Но ничего особенного не начиналось. Папа водил меня в зоологический музей и на подводную лодку. Мама готовила мои любимые тосты с сыром и целовала в лоб, провожая в школу. Но на душе было неспокойно. Я все время ожидал чего-то необычного. Такого, из-за чего бы сразу понял, что меня больше не любят. Ждал-ждал. И наконец-то дождался.