После шестого урока в восьмом «В» было классное собрание,
где говорилось, что скоро экзамены, и пора браться за ум. Антон играл в «морской
бой» и голосовал, не вникая, за что голосует.
Февральский вечер наваливался на город. Он был темен и
холоден. Думалось о не близком еще лете, о том, что у мамы скоро день рождения и
надо где-то достать цветы, а денег — только три рубля, накопленные с завтраков,
еще о чем-то думалось.
Потом собрание кончилось, и Антон, выбравшись из веселой и
шумной толпы одноклассников, побежал к автобусной остановке. Там уже стоял друг
Вовка — они жили рядом и добирались домой всегда вместе.
Старенький холодный автобус уныло тащился по улицам,
вздыхая, чихая и охая на выбоинах.
— Жуть! — говорил Вовка. — Как вспомню про эти экзамены —
жить не хочется!
Антон молчал. Он продышал в замерзшем окне глазок и теперь
смотрел на проползающие за окном окраинные домики, на их крыши в шапках снега,
на трубы, из которых в холодное, темное небо тянулись серые прямые дымы.
Автобус заскрипел, застонал тормозами и остановился.
— Нагорная! — хрипло объявил водитель.
Двери в морозной бахроме с грохотом открылись, ворвался
новый холод, а за ним вошли люди: женщина, подталкивая впереди себя толстого от
шубы мальчишку, за ней, превозмогая непослушное тело, пьяница с веселыми
глазами, последней вошла девочка в ярко-красной шапке и села напротив Антона.
Дверь лязгнула, и автобус снова покатил среди сугробов.
Вовка уставился на девочку в красной шапке и умолк. Так
проехали еще одну остановку.
— Красивая! — зашептал Вовка, толкая Антона коленкой. —
Посмотри!
— Отстань...
— Нет, честное слово, ты посмотри! Даже красивей Ленки.
Антон опустил голову и из-под ресниц взглянул на девочку.
Так получилось, что глаза их встретились. Антон растерялся, мотнул головой и не
сумел сделать свой взгляд случайным. Так и смотрели глаза в глаза, пока Вовка не
захихикал и не сказал:
— Здравствуйте! А вам далеко ехать? — И восторженно лягнул
Антона ногой.
Девочка не ответила.
Антон нахмурился и снова отвернулся к окну. Глазок уже
затянуло морозной пеленой — ничего не разглядеть за окном.
— Ничего, да? — зашептал Вовка.
— Отвяжись, — буркнул Антон. Он снова украдкой взглянул на
девочку. Она смотрела в окно, а Антон смотрел на нее. Долго.
— Пошли! — Вовка поднялся. — Сейчас наша будет...
— Мне дальше, — почему-то сказал Антон.
Вовка хлопнул его по плечу и выпрыгнул на стылую улицу.
Снова ехали, молчали, смотрели украдкой друг на друга.
Потом девочка вышла. Антон — тоже и, как привязанный, пошел
за ней, прячась в ночной морозной тени. И шел, пока она не свернула к домику,
укутанному снегом.
Она вошла туда, и окна домика засветились, а Антон остался
стоять у калитки.
«Солнечная, 31», — прочитал он.
Нужно было идти домой. И было непонятно, зачем он шел по
незнакомой улице за незнакомой девчонкой...
Антон крутнулся на месте, шмыгнул замерзшим носом и зашагал
назад, к остановке. Но чем дальше он отходил от Солнечной, 31, тем медленней и
нерешительней становились шаги.
Навстречу ему какая-то сердитая женщина тащила за руку
упрямого мальчишку. Тот упирался и канючил, что не хочет домой.
— Простите... — Антон обратился к женщине и смутился. —
Простите, вы не скажете... Вот в этом доме — Солнечная, 31. Там живет девочка...
Вы не знаете, как ее зовут?.. — И окончательно растерялся, узнав в женщине
директора своей школы.
— Смирнов? — удивилась та. — Что ты здесь делаешь? И так
поздно?
— Гуляю... — смущенно сообщил Антон.
— Это вместо того, чтобы готовиться к экзаменам?!
Мальчишка воспользовался разговором, вырвал ладошку из руки
матери, отбежал к забору и спросил оттуда:
— В котором доме?
— Александр! — строго произнесла директриса. — Немедленно
домой! И ты, Смирнов, тоже! В твоем возрасте не за девочками надо бегать, а
уроки учить!
— Светка ее зовут! — крикнул Александр. — Она...
— Александр! — перебила его директриса. — Иди сюда!
— Да-а! — капризно сказал Александр. — Все еще гуляют!
— Александр! Ты слышал, что я тебе сказала? Сию же минуту
домой!
«Бедный Александр!» — подумал Антон, повернулся и зашагал к
остановке.
«(a – б)2 =...» — пишет на доске Ленка — самая
красивая девочка в классе.
«(а + б)2 =...» — пишет в тетради Антон и
думает: «Что они нашли в ней?.. Разве у Ленки такие же хорошие, такие же
грустные глаза? Нет, у Ленки глаза зеленые, со смешинками... Дурацкие глаза!»
— Смирнов! Почему не записываешь?
«(а + б)2 =...» — снова начинает писать Антон...
«Чему равно?» — думает Антон.
«...= a2 + 2ab + b2» — пишет на доске
Ленка.
«Ерунда какая, — думает Антон. — Интересно, что она сейчас
делает?»
— Скоро у вас экзамены, — с укором говорит учительница, — а
вы и ухом не ведете!
— Мы ведем ухом!
— Иванов, не остри! — одергивает учительница. — Острить
будешь на экзамене! Если допустят...
Иванов вздыхает.
— А завтра, Иванов, если не пострижешься, в школу можешь не
приходить!
— Спасибо, Марь Пална! — говорит Иванов.— А послезавтра?
— Иванов! — В голосе учительницы грозовые раскаты.
— Да постригусь я! — обещает Иванов. — В монахи.
Все смеются.
«...= а2 – 2ab + b2 ... — пишет
Антон, и вдруг рука сама продолжает. — Здравствуй, Света! Ты, наверное, меня не
помнишь, вчера мы ехали вместе в автобусе, а потом я шел за тобой до дома. Меня
зовут Антон...»
— Смирнов, к доске!
Антон не слышит — он пишет письмо в тетради по алгебре.
— Тошка! — пихает его Вовка. — Тебя вызывают.
— Смирнову не до алгебры! — печально констатирует
учительница. — Что ему квадратные двучлены? Что ему экзамены?.. Ты чем там
занимаешься, Смирнов? Иди, пиши уравнение.
Антон идет к доске. «Когда я увидел тебя... — думает он, —
мне захотелось...»
— Напиши нам формулу квадрата разности двух чисел.
Антон не слышит. Он продолжает думать о своем: «...Мне
захотелось все смотреть и смотреть на тебя...»
— А минус бэ в квадрате... — подсказывает Вовка.
«(а – b)2 — пишет Антон.
— ...У тебя глаза такие грустные... — вырвалось у него
вслух.
— У кого глаза грустные? — ошарашено спрашивает
учительница. — Ты что, издеваешься?
Восьмой «В» рыдает от хохота.
— У меня глаза грустные, — говорит Антон. — В предчувствии
экзамена... — И чувствует, что мучительно краснеет.
Никто ничего не понял. Все в восторге! Антон сегодня —
герой восьмого «В».
— Сядь, Смирнов! Два!
— А кто это — Света? — спрашивает Вовка и кивает на
тетрадь.
— Не твое собачье дело, — огрызается Антон и до конца урока
смотрит в окно, а на перемене дописывает решительно: «Я буду ждать тебя на мосту
через канал... — Он считает дни: завтра — пятница, письмо может не успеть,
послезавтра у мамы день рождения. — В воскресенье в 12 часов дня я буду ждать,
приходи, надо поговорить... Антон».
Он долго мерз на мосту через канал, радуясь и пугаясь
каждой красной шапки. Но Света не пришла. Антон до вечера бродил по городу,
замерз, устал и, вернувшись домой, нагрубил маме.
Мама заплакала.
Антон хотел выскочить за дверь. Но вдруг притих и
пробормотал:
— Ну мамочка! Я больше так не буду!
На следующий день с классом разбиралась директриса.
— Ну, давайте по душам! — начала она. — Вот сорвали вы
урок...
— Мы не срывали!
— Одиннадцать человек были не готовы к уроку — это не срыв?
— Так это же случайно!
— У вас такие «случайно» каждый день! Ну а дальше-то как
жить будете?
— Молча! — сказал Иванов.
— Замолчи! — рявкнула директриса. — Не выводи меня из себя!
Ну что от жизни надо? Вот тебе, например, Балуев?
Вовка пожал плечами.
— Во-первых встань, когда с тобой старшие разговаривают!
— ...по душам! — выкрикнул Иванов.
Вовка встал.
— Ну, Балуев! Не знаешь?
— Нам бы отдать по способностям, а получить по
потребностям! — не унимался Иванов.
— Иванов! Выйди из класса!
— Вот и поговорили о смысле жизни! — сказал тот, выходя. —
Очень было интересно...
— Ребята! Ну подумайте! — обернулась к классу директриса. —
Учение — наше главное дело, наша обязанность перед обществом! — И, уже глядя
прямо на Антона, добавила: — А не девочек по вечерам провожать, как кажется
некоторым, фамилии которых я называть не буду...
— Можете назвать! — сказал Антон.
— Молодец! — сказала директриса.
— Что?
— Молодец, что сознался.
— Сознаются, когда виноваты, — жестко ответил Антон. — А я
ни в чем не виноват. Во всяком случае, перед вами...
— Что за тон? — возмутилась директриса. — Ты с кем
разговариваешь — с подружкой своей? Встань!
— Антон встал.
— Будьте добры не затрагивать больше эту тему, — сказал он
совершенно серьезно.
— Да уж позволь мне самой решить, какие темы затрагивать, а
какие — нет! — Директриса вспыхнула и улыбнулась натянуто.
— Вам никогда не приходило в голову, — Антон сжал кулаки от
напряжения,— что вы ничего не понимаете?..
— Кто это не понимает?
— Вы, взрослые. Мы для вас лоботрясы и лентяи, а ваше дело
— наставлять нас на путь... Да? А хотим мы или не хотим, чтоб нас так
наставляли, — вас это уже не касается, да? Вы все знаете — что хорошо, что
плохо, и сами все решаете. Но ведь это же несправедливо!
— Это что-то новое! — сказала директриса. — И что — все так
думают?
В классе воцарилась тишина — не та, скучная и замкнутая,
когда не хотят говорить, а упрямая и напряженная, когда думают вместе и об одном
и том же.
— Я так думаю! — хрупким басом признался Вовка.
— Ну разумеется, Балуев, разве можешь ты думать
самостоятельно! Когда тебя спрашивали, ты почему-то молчал.
— При чем здесь это! — вмешалась Ленка. — Антон правду
сказал. Просто вам ведь неинтересно, что мы думаем! Вот вы и считаете, что мы
дети и ничего не замечаем.
— Ну-ка прекратите этот базар! — потребовала директриса.
— Вы же сами… хотели по душам!.. — раздались голоса.
— He доросли еще до такого разговора! — сердито подытожила
директриса. — Смирнов! Чтоб сегодня же мать в школе была! — И она ушла, хлопнув
дверью.
— Подумаешь! — бубнил Вовка, запрыгивая в автобус. — Мне
здесь перезимовать четыре месяца — и ту-ту! В мореходку! Пусть других
воспитывают!
Антон мрачно молчал.
— Нет, ты молодчина! — подбадривал Вовка.— Я бы побоялся!
Дома попадет?
— Ерунда! — сказал Антон, запахивая поплотнее куртку.
Автобус скрипел и ехал.
«А вдруг? — думал Антон, совсем забывая школьную историю. —
Она же тогда на этой остановке вошла...»
— Нагорная! — объявил водитель, и дверь открылась с
привычным грохотом.
Кто-то вышел. Кто-то вошел.
Он сразу увидел ее! Она была не одна — с ней была какая-то
женщина с усталым лицом.
«Наверно, мама...» — догадался Антон.
— Смотри! Смотри! — толкнул его Вовка. — Опять она!
— Вижу, — сказал Антон.
— Жалко, не одна! А то бы поговорили. Слушай, это, наверно,
мамаша, похожи ведь!
«Совсем не похожи!» — подумал Антон, вглядываясь: у женщины
были тонкие губы и морщинки вокруг глаз. А глаза... Глаза похожие. Печальные,
серьезные...
Антон осторожно взглянул на девочку, пытался позвать ее
взглядом. Но та смотрела в белую плоскость окна, смотрела упрямо, не отводя
глаз, будто боялась увидеть что-то или кого-то.
«Это она потому, что не одна, — догадался Антон. — Может,
она и не пришла, потому что не пустили?»
Потом появился какой-то мужчина — видимо, знакомый Светиной
мамы. Они тихо говорили о чем-то, и, выходя вместе с Антоном и Вовкой, мужчина
крикнул:
— Тогда я позвоню вам завтра!
«Значит, у нее телефон есть! — понял Антон и заволновался.
— Телефон есть...»
...— Мам, тебя к директору вызывают! — сообщил он с порога.
— Где у нас телефонная книга?
— Ты опять натворил что-то! — рассердилась мама.
— Нет, просто говорил по душам...
Антон пошел искать телефонную книгу.
— Мог бы и промолчать, — вздохнула мама.— Никому еще
разговоры по душам пользы не приносили...
— Что ж, тогда молчать всю жизнь? — спросил Антон.
— Горе мне с тобой! — сказала мама. — Ничего ты еще не
понимаешь! Иди, ешь...
— Я все понимаю, — возразил Антон, перелистывая справочник.
— А есть я не хочу.
— Сильно нагрубил?
— Да не грубил я! Ты иди — она ждет!
Мама ушла в школу, Антон залез с ногами на диван и уткнулся
в книгу, а сердце стукало где-то в горле.
Столбики фамилий — из страницы в страницу, а рядом —
адреса. И надо найти единственный — Солнечная, 31, а книга толстенная. Антон
скользил глазами по строчкам. Он перелистал уже больше половины, когда внезапно,
уже пролетев по странице, почему-то решил вернуться. Ну да, вот он: Солнечная,
31... Иливицкий Г. С.
«Какой Иливицкий? Почему Г. С.? Да ведь это отец! Значит,
она Иливицкая... Иливицкая Света... Красиво. 31—07—27... Ну...»
Антон встал и на негнущихся ногах пошел к телефону.
«А что сказать? — думал он.— «Здравствуй» — вот что!.. А
потом? Потом — суп с котом!»
Он подумал, надо так: «Я ждал тебя в воскресенье... Ты
получила мое письмо?» И еще... Нет, это потом... Совсем потом...»
«Ну, три-четыре...» — пробормотал Антон и набрал номер.
Длинные гудки, и сердце колотится... Только бы мама не
вернулась!
— Алло?
— Здравствуйте, — говорит Антон.
— Здравствуйте, — отвечает ему женский голос.
Антон готов бросить, но продолжает почему-то:
— Будьте добры, позовите Свету... Пожалуйста...
В трубке молчат.
— Алло! — говорит Антон.— Алло!
— Вы Антон? — спрашивают в трубке.
— Да, — говорит Антон, пугаясь.
— Это вы написали Свете письмо?
— Да, — говорит Антон не своим голосом.
— А зачем вам Света?
— Поговорить.
— Антон...
— Да, я слушаю!
— Я очень вас прошу... Света тогда весь день плакала... Не
звоните больше, Антон... И не пишите.
— Почему? — спрашивает Антон.
— Вы хороший мальчик... Не надо... Ни звонить, ни писать...
— Вы не имеете права! — кричит Антон.
— Послушайте, Антон... Света — немая...
— Как немая? — машинально шепчет Антон, и у него начинают
дрожать колени. — Почему?
В трубке молчат, и по еле уловимому шороху Антон понимает,
что там плачут. И еще он понимает, что ответа не будет — трубку сейчас положат.
— Алло! Подождите! Алло!
— Да...
— Алло! Я знаю! Я это знаю! Ну и что? — неожиданно кричит
Антон. — Алло! Можно я приду? Слышите? — И ждет.
В трубке долго молчат. Потом говорят:
— Ладно, приходите.
Раздаются короткие гудки...
Антон сдирает куртку с вешалки.
На столе, в вазе, стоят цветы — они были к маминому дню
рождения. Антон выдергивает их из вазы.
— Что? Ты куда? — хватает его за руку мама — они
сталкиваются в подъезде.
— Надо! — говорит Антон. — Потом!
У мамы горький взгляд.
— Антон, тебе поставят «неудовлетворительно» за поведение!
— сообщает мама. — Ты добился...
— Потом, мама, потом! — говорит Антон.
— Тебе дадут плохую характеристику! Ты понимаешь это?
— Мама, я спешу, мне некогда!..
— Антон! — сердится мама. — Можешь ты меня выслушать? Ты не
понимаешь, чем это грозит!
— Мама, меня ждут!
Антон выбегает на улицу. Вслед ему летит мамин голос:
— Господи! Какие дети пошли несерьезные...