Если кто-нибудь из вас бывал в Музее янтаря в Калининграде, тот, конечно, помнит статуэтку боксера, стоящего в углу ринга. Удачно схваченный автором миг — атлет замер в ожидании сигнала к поединку: спокойное, может быть, чуть мрачноватое лицо, уверенность в себе и вместе с тем какая-то напряженность — именно ожидание.

Среди множества музейных экспонатов, превосходных по отделке, разнообразию и красоте янтаря, Сергея все же почему-то привлекла эта работа. То ли необычностью темы и скрупулезной детализацией ринга — стойка, подушка, растяжки, канаты, то ли той теплотой, безыскусственностью, но одновременно и загадочностью, исходившей от фигурки, а скорее всего потому, что он и сам в юности занимался боксом. Профессия же журналиста выработала обостренную способность выделять то, на что многие не обращают внимания.

Он долго стоял у стенда, рассматривая статуэтку, и неожиданно поймал себя на мысли, что где-то в подсознании ждет сигнала гонга, при звуке которого увидит, как боксер оживет и... Он усмехнулся: «Ну, расфантазировался...»

За любым произведением стоит его автор — незримо присутствует в нем. И у зрителя зачастую появляется желание хотя бы взглянуть на создателя, понять, что его вдохновило. Но автор, представленный только фамилией, остается таинственным.

Вот и Сергею подумалось, что неплохо бы разузнать хоть что-нибудь о мастере, вырезавшем эту статуэтку. Но работа была безымянной. Удалось выяснить только то, что это дар человека, пожелавшего остаться неизвестным. И все же, чего не бывает в жизни? Однажды, когда Сергей был в командировке на Дальнем Востоке, и в кругу новых знакомых разговор коснулся янтаря, он вскользь упомянул о музее и янтарном боксере. Беседа переключилась на бокс. Один из собеседников сказал, что знает во Владивостоке человека, в прошлом хорошего боксера, который, кажется, жил когда-то в Прибалтике. И Сергей подумал: «А не сходить ли познакомиться?..»

Владивосток — город закрытый. Сергею оформили пропуск. И вот он в столице Приморья.

Солнце, сопки, ветер с океана, бухта, корабли у причалов и на рейде, великолепие улиц, многолюдность — пульс жизни, разительно отличающийся от Находки, с которой он уже прилично освоился, само название — Владивосток — все впечатляло. Это самый край Родины и материка тоже.

Сергей пришел по указанному адресу. Представился. Вадим Петрович Денисов, человек лет семидесяти, равнодушно отнесся к появлению журналиста (по крайней мере, так выглядело) и, выслушав, неохотно ответил, что да, когда-то занимался боксом. Да, жил в Балтийске. Этими скупыми фразами как бы давая понять, что продолжать разговор не намерен.

В нерешительности Сергей стоял у порога, соображая, как поступить дальше. И вдруг, вне всякой связи, неожиданно для себя выложил:

— В Калининграде, в Музее янтаря, есть янтарный боксер. Редкая работа...

Вадим Петрович как-то странно посмотрел на журналиста.

— Почему вы мне об этом рассказываете?

Сергей смущенно пожал плечами.

— Я подумал, может вам будет интересно.

— Хм, в мое время такого музея еще не было. А этот боксер, пожалуй, мне знаком. Но что же мы стоим на пороге? Проходите, — Вадим Петрович посторонился, пропуская журналиста.

Они сидели в комнате за столом. Хозяин о чем-то задумался. Наконец поинтересовался:

— Вы давно из Калининграда?

— Да уже две недели.

— Понравился вам Владивосток?

— Да. Правда, я тут всего первый день, а до этого был в Находке.

— И как же там, в Прибалтике?

— Да ничего, живут потихоньку. Границы, таможни... — Сергей усмехнулся.

— А вы разве не калининградец?

— Нет. С Волги, из Саратова.

— Значит, за янтарем не хаживали?

— Нет. Не пришлось.

— В Балтийске, вероятно, не были?

— Нет.

— Понятно. Военно-морская база. Город режимный. Давненько я там не бывал. А сейчас вряд ли уж и соберусь. Не те времена... Расскажите-ка теперь мне об этой скульптурке.

Сергей поделился впечатлениями о музее, янтарном боксере, упомянув и о том, как пытался узнать имя автора, но тщетно.

— И знаете, что еще? Я ведь даже подумал, если вдруг прозвучит гонг, то боксер может и ожить... Просто мистика какая-то.

— Так-так, — Вадим Петрович в задумчивости смотрел на журналиста. — Вы пробовали когда-нибудь соленый арбуз?

Сергей опешил от такого вопроса. Причем тут арбуз, да еще соленый?

— Нет, не приходилось.

— Я так и думал. Мария, принеси нам арбуз и чаю, — обратился хозяин к заглянувшей в комнату жене. — У нас гость. Этот молодой человек интересуется одной вещью, к которой я когда-то имел отношение. И он никогда не пробовал соленого арбуза.

На столе появились две чашки чая, печенье и небольшой, порезанный на дольки арбуз.

— Угощайтесь, — улыбнулась хозяйка, — арбузик местный — корейский.

Ну что ж, назвался груздем — полезай в кузов. Сергей отодвинул блокнот и взял бледно-красноватую дольку — что-то среднее между сладким и соленым, но последнее все-таки преобладало. Нет, арбуз ему определенно не понравился, а вот что расскажет старый боксер?

Вадим Петрович подошел к книжному шкафу, достал оттуда большой черный пакет (в таких продают фотобумагу) и положил его на стол. Сев на свое место и отпив немного чаю, неторопливо начал рассказывать:

— Я знал того человека, который вырезал из янтаря статуэтку. Назовем его пока Макаром. Хороший боксер был... Да, вырезать-то вырезал, а после такие события приключились… Не знаю, поверите ли вы, ибо все удивительно до неправдоподобности...

Начало было интригующим. Блокнот лежал наготове. «Калининград — Владивосток, 11 тысяч км…», — записал Сергей и поставил многоточие.

Можно назвать это везением или случайностью, но факт остается фактом — судьба свела его именно с тем, кто знал о янтарном боксере все. Он услышал очень странную историю. Ее можно было бы принять и за мистификацию, но некоторые доказательства, а также симпатии к рассказчику позволяли думать, что она действительно имела место в реальности.

События относились к семидесятым годам теперь уже века минувшего. Макар жил тогда в Балтийске. Позади остались четыре года срочной службы на флоте. До того, как попасть в Прибалтику, он никогда не видел янтаря. Хотя, разумеется, слыхал о нем. В его представлении это было что-то экзотичное, почти сказочное и уж, конечно, встречающееся чрезвычайно редко. А тут такое обилие — всюду янтарь: в магазинах, на базарах. Женщины все в янтаре. А на берегу моря эта красота буквально валялась под ногами. Для нового человека — явление потрясающее, для старожилов — обыденность; но для всех — желанная находка, особенно если кусок крупный.

Игра янтаря поразила воображение Макара. Надо сказать, что в те годы он не мыслил жизни без занятий боксом. И вот им овладела навязчивая идея — вырезать из янтаря боксера. Он так живо представлял янтарного человечка, что начал грезить наяву. Это походило на наваждение.

В поисках подходящего куска он побывал в разных местах побережья (даже в погранзонах), пройдя многие десятки километров. Штормовые ветры и штиль, солнце и море, дюны и сосны, мельчайший шелковистый песок и янтарь, выбрасываемый волнами, — впечатления от таких походов были незабываемы. Счастливые времена: когда молод, силен и еще все впереди, еще нет разочарований, жизнь идет как бы сама собой, и всюду сопутствует удача.

В один из дней (а накануне около полутора суток бушевал сильнейший шторм) Макар собрался в поход. Сияло солнце. Ровная, песчаная плавно изгибающаяся желтая полоса берега уходила за горизонт. Янтарь попадался, но мелкий. Им овладел азарт: казалось, там, впереди, непременно должен быть крупный. От теплого воздуха, поднимавшегося с нагретого солнцем песка, горизонт чуть колебался: его расплывчатые границы таинственно манили вдаль. И Макар, как одержимый, отмеривал километр за километром. Увы, погоня за горизонтом так же бессмысленна, как и за миражом. И когда солнце перевалило за полдень, он остановился.

Неутомимо, с завидным постоянством, одна за одной накатывались на пляж волны. Их неумолчный говор переходил в один непрерывный гул — в хаос льющихся, бурлящих, шипящих, клокочущих звуков, где трудно отличить шепот одной волны от шелеста другой.

Макар сидел у самой кромки прибоя, пересыпая с ладони на ладонь горсть янтаря, и смотрел, как некоторые янтарики летели мимо, падая на песок. Потом разжал пальцы. Набежавшая волна, играючи, разбросала янтарь: невзрачные комочки, смоченные водой, становились желтыми и коричневыми, пурпурными и темно-вишневыми, белыми, как слоновая кость, и лучистыми, как маленькие солнца. Он спохватился: «Ну вот, собирал, собирал... Ладно, у моря взял, морю и отдал...»

Шум прибоя убаюкивал, усталость обволакивала тело и сознание... Преодолевая дремоту, думал, что надо идти назад. Пора... Но не успел встать на ноги: одна из волн, набравшая сил от своих предшественниц, коварно подкравшись, обрушилась на него. Пока он барахтался в ней, она, захлебываясь клокочущим смехом, с шипением откатилась назад. «Ты вернул янтарь морю, а благодарность — вот она», — эта мысль еще только мелькнула в голове, как другая, более сильная волна снова обласкала его. Вымокший до нитки, он уже не сопротивлялся, а лишь провожал глазами убегающую воду. Но что он увидел?! Возле ног лежал крупный кусок янтаря...

И только много позже, уже начав резать фигурку, он по-настоящему оценил то, что подарило море. Янтарь был безупречен: без трещин, подходящей окраски, нужной величины. Такие размеры попадаются на берегу крайне редко.

Много сил и терпения понадобилось ему, чтобы задуманное удалось. Хрупкий материал требовал величайшей аккуратности — один неверный нажим резца, и все испорчено безнадежно. Никогда не занимавшийся подобным ремеслом, Макар с удивлением обнаружил, что у него хорошо получается — слишком хорошо для начинающего. Казалось бы, радуйся. А его не покидало чувство тревоги: уже начинал догадываться, что частицу души своей навсегда оставил в этом янтаре...

И вот, как-то разглядывая фигурку, Макар понял, что работа почти закончена, и осталось лишь заняться полировкой. После этой операции боксер преобразился — в нем как будто затеплилась жизнь. Статуэтку нужно было на чем-то укрепить, и он с не меньшей тщательностью сделал фрагмент угла ринга, а после установил в нем боксера.

Иногда он усаживался перед маленьким человечком и с улыбкой смотрел на него. Что-то загадочное таилось в золотистой, прозрачной глубине янтаря. Однажды показалось, что боксер подмигнул ему, а по лицу тенью промелькнула улыбка. В ответ Макар шутливо погрозил статуэтке пальцем, подумав: «Почудится же...»

Время шло. Обстоятельства сложились так, что Макар оказался во Владивостоке. Прибалтика и Балтийск остались в воспоминаниях.

Удивительное дело: о янтарном боксере, хотя Макар никому никогда о нем не рассказывал, узнал один тип. Он был чуть знаком ему — видел несколько раз среди зрителей на соревнованиях. Но гораздо чаще тип приходил смотреть тренировки. На вид ему можно было дать лет тридцать. Тщедушный, невзрачный, он тихонько усаживался в углу спортзала и часами наблюдал за спортсменами, стараясь не привлекать к себе внимания. Вообще-то смотреть на тренировки боксеров ходили самые разные люди. Но этот выделялся: его мрачный, пронзительный взгляд всегда оставлял тягостное впечатление.

Вот этот-то человек буквально прилип с просьбой продать ему боксера. Сначала Макар принял просьбу за глупую шутку, но человек настаивал и предложил за статуэтку крупную сумму — шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей. По тем временам очень большие деньги. Макар не знал, что и подумать. Кто он — коллекционер, знаток бокса или просто авантюрист? Сорит деньгами. Блажь какая-то...

А тут еще случай приключился — Макар чуть не уронил свое творение. Спасла быстрота боксерской реакции — подхватил на лету. И ёкнуло в груди — разбилась бы вдребезги. А ну если так когда-нибудь и произойдет? Может, расщедрившийся покупатель будет беречь боксера как зеницу ока…

Скрепя сердце, будто кто подталкивал, вроде и против воли, согласился, удивившись лишь тому, что тип не округлил сумму (до семи тысяч не хватало только рубля). Статуэтка перешла к покупателю, деньги — к продавцу. И тут совершенно неожиданно Маг, как мысленно прозвал этого человека Макар, стал размахивать руками, явно пытаясь вести бой с тенью. Скованные, угловатые движения — так обычно начинают в боксе новички. Макар, с интересом наблюдавший за этим, внезапно заметил, что скульптурка повторяет все движения Мага.

Если б в ту минуту разверзлась земля, он удивился бы меньше.

Макар смотрел на боксера и машинально протянул к нему руку — тот ударил его по мизинцу. И Макар с ужасом увидел, как трещины поползли по янтарной груди, а лицо боксера исказила гримаса боли.

— Что ты наделал?! — воскликнул Макар, в растерянности уставившись на Мага. — Такие трещины! Что ты на-де-лал?..

Но боксер уже замер, неловко растопырив руки. И Макару показалось, что в его глазах отразились тоска и немой укор. Этот укор был адресован ему.

— Разве так должен стоять боксер?! — Макар с гневом смотрел на того, кто только что отвалил ему кучу денег.

Маг впился взглядом в статуэтку — боксер опустил руки.

Нервы Макара натянулись, как струны, от напряжения. Совершенно сбитый с толку, ничего не понимая, не веря собственным глазам, он не желал больше смотреть на это представление. Он вложил в него душу. А что видит? Уже не владея собой, Макар грохнул кулаком по столу:

— Забирай свои деньги! Я беру его назад!

Лицо Мага покрылось багровыми пятнами, он дерзко рассмеялся:

— Сделка совершена. Боксер мой! — тяжелый взгляд буравил Макара насквозь.

Что он мог возразить? Этот безумец был прав...

Вадим Петрович молча помешивал ложечкой чай.

Сергей смотрел на рассказчика. «Человек уже пожилой, выглядит вполне нормальным, а говорит такое... И ведь как рассказывает? Заслушаешься. Но эпизод с Магом… Разве подобное возможно? Нет, конечно. Тогда что это? Вымысел? Но для чего? Ведь это я пришел сюда, а не он разыскал меня, чтобы навязаться со своими россказнями. Одно без сомнения: просто так янтарного боксера не сделаешь — тут нужно вдохновение».

Несмотря на симпатии к Вадиму Петровичу, Сергей был настроен скептически.

В затянувшейся паузе он взял ломтик арбуза. Потом еще... Право, этот солоноватый плод был не так уж и плох.

Вадим Петрович чуть заметно улыбнулся и заметил:

— Арбуз не так уж и плох.

Он дословно сказал то, о чем Сергей только что подумал. Вряд ли совпадение мыслей — простая случайность. А если так, то в проницательности собеседнику нельзя отказать.

Сергей машинально опять потянулся за арбузом, но почувствовал неловкость.

— Берите, не стесняйтесь. Где вы еще снова увидите подобный арбуз, — Вадим Петрович остановил движение ложечки и тоже взял дольку.

Сергей же постарался поймать ускользающую нить последней мысли: «Проницательность... И восприимчивость. Рыбак рыбака видит издалека. Из всех спортсменов Маг отличил Макара. Маг... Гипнотизер или ловкий шарлатан? Да уж не одно ли и то же лицо — Макар и Вадим Петрович? Слишком уж хорошо последний осведомлен во всех обстоятельствах дела. Ну хорошо, Маг вышел на Макара, конечно, неспроста. Но тогда как я оказался в этой компании? Я-то с Магом не встречался! Зато видел янтарного боксера. Значит, именно он центр треугольника, образованного Макаром, Магом и мной». Такой расклад несколько озадачивал.

Проходит молодость, уходят и увлечения. С боксом пора было заканчивать. Такой вид спорта — все бьют и в основном по голове. У каждого спортсмена — свое время. Надо решаться и уходить. Это не футбол, где мячик можно пинать до глубокой старости. Боксер, уйдя, уже никогда на ринг не возвращается. Но на это надо решиться. А как, когда позади долгие годы тренировок, бои, соревнования, когда без бокса не представляешь жизни? Всегда кажется, что еще рано, что еще можно побеждать, что еще много друзей, которые продолжают тренироваться. Увы, подобные мысли только оттягивают неизбежное. Вовремя уйти... Макар решил выступить в последний раз.

В тот год проводилось Открытое личное первенство Владивостока. Участников набралось много, а в группе средневесов — особенно. Выигрывая бой за боем, он пробивался к финалу.

Финал. За столиками торжественно, в белых костюмах, словно жрецы, замерли судьи. Макара всегда поражал и настораживал контраст между ярчайше освещенным квадратом ринга и тонущим в полумраке многоголосым, шевелящимся залом, из которого на него смотрели сотни глаз, и он, будто просвечиваемый рентгеном, чувствовал их каждой клеточкой тела.

Нырнув под канаты в свой угол, Макар мельком бросил взгляд в сторону противника и невольно поразился цвету его тела — оно было желтым; мало того, желтыми оказались и трусы, и боксерки, и даже перчатки. Пока судья-информатор представлял боксеров, он уже более внимательно разглядывал соперника и удивился еще раз — тот был с обнаженным торсом. Как это ему разрешили выйти на ринг без майки? Удивительным оказалось и то, что никто не обращал на это внимания. Макар посмотрел на своего секунданта — Игорь невозмутимо похлопал его по плечу, давая последние наставления.

А парень выглядел эффектно: отливающие золотом мышцы и кожа перчаток — все сияло. Про себя Макар назвал его Золотым и подумал: «Ладно, посмотрим в деле этого парня».

Судья пригласил боксеров на средину ринга. Пожимая руки противника, Макар всматривался в его лицо. Но с еще большим вниманием разглядывал соперника Золотой. И вот тут произошла первая странность, которая озадачила Макара: ему показалось, что при рукопожатии он не почувствовал перчаток противника — их как бы не было. Точнее, они оказались неуловимы.

— Соблюдайте правила. Выполняйте команды. Желаю успеха, — обычные заклинания, произнесенные арбитром. Слегка подтолкнув боксеров в плечи, он отправил их по углам.

Несомненно, лицо Золотого было Макару знакомо…

В ожидании настороженно приутих зал. На виске у Макара пульсировала жилка. В центре белого квадрата застыл арбитр. Прозвенел гонг. Боксеры закружили по рингу, обстреливая друг друга пока еще редкими одиночными ударами. И белым призраком, легко, мягко заскользил вокруг них арбитр.

Золотой оказался первоклассным боксером. Хотя его тактика поначалу выглядела оригинальной — он отдавал предпочтение контратакам. Но, как Макар вскоре убедился, действовал очень грамотно. Создавалось впечатление, что он отлично знал возможности соперника и все время на какие-то доли секунды опережал его.

Макар никак не мог подобрать к нему ключа. Сам опытный боец, сейчас он был обескуражен тем, что удары не достигают цели, и перчатки секут только воздух или вязнут в защите Золотого. Происходило что-то не то. И этому не находилось объяснения.

Золотой двигался по рингу легкими скользящими шагами. Его раскованность, раскачивания корпусом ошеломляли Макара, а мастерские финты, за которыми следовали точные и сильные удары, приводили в ярость. Он играл с Макаром, как кошка с мышью. Зал ревел от восторга...

Макар уже чувствовал свои распухшие губы, а несколько прямых тычков (будто торцом полена), пропущенных в голову, настолько потрясли его, что он стал неважно ориентироваться в пространстве. Судья был вынужден дважды останавливать бой и открывать счет. Два нокдауна, и это только первый раунд. В таких переделках Макару уже давно не доводилось бывать. Собрав всю волю, он упорно рвался вперед, отчаянно пытаясь переломить ход поединка. В затуманенном мозгу пульсировала только одна мысль — приказ «Держись!»

Он выдержал этот раунд. Но какой ценой!

В перерыве по лицу секунданта Макар видел, что и тот тоже пребывает в замешательстве, но старается скрыть свое состояние. Единственное, что Игорь сказал ему:

— Не теряй голову. Смотри за ним. Кажется, он медлит в самом начале атаки.

Второй раунд изменил рисунок поединка. Теперь Золотой работал первым номером: он уже не ждал атаки противника, а сам шел на сближение, начиная длинными, хлесткими, несколько размашистыми боковыми, заканчивал атаку короткими кинжальными ударами снизу. Макар уходил в глухую защиту, однако золотые перчатки методично пробивали ее. Серии ударов следовали одна за одной. Это походило на работу автомата. Голова Макара гудела, из рассеченного подбородка показалась кровь, ноги становились все тяжелее. А арбитр уже несколько раз заглядывал ему в глаза, пытаясь определить его состояние.

Золотой предугадывал все действия соперника. Из пяти-шести ударов, проведенных Макаром, только один достигал цели. Макар уже «плыл» и не видел ничего кроме сурово-равнодушного, непроницаемого лица противника, на котором не оставалось ни малейших следов от ударов. Это было невероятно! Кто он?.. У Макара вдруг появилось ощущение нереальности происходящего: оно исходило от цвета этого парня. А тот размеренно, хладнокровно продолжал наносить удары. Мышление Макара становилось замедленным: «Вырвать! Вырвать концовку раунда…» В какой-то момент он заметил, что, готовя атаку, в самый последний миг Золотой как бы теряет решимость. Макар видел это по его глазам. Короткий миг, во время которого Золотой переставал реагировать на действия соперника. Это была зацепка — тот единственный шанс, позволявший уйти от поражения. И будто выходя из транса — шаг влево, шаг вправо, взорвавшись, — Макар сумел нанести мощнейший боковой в голову Золотого, затем еще один. Однако тот был не только мастер наносить удары, но и держать их. Хладнокровно, быстро разорвав дистанцию, он длинными жалящими ударами, как сетью, опутал противника. А в его равнодушных глазах мелькнуло что-то похожее на живую искорку, и темп поединка был взвинчен до предела. Раунд заканчивался, и то, что Макар проиграл его, стало очевидно.

Сидя в своем углу, он с трудом восстанавливал дыхание. Секундант, вытащив каппу из его рта, заклеивая пластырем подбородок, внимательно, как и арбитр, смотрел в глаза подопечному. Два тяжелейших раунда тоже дались ему нелегко.

— Макар, — сказал он, — этот парень силен как черт. А с твоим подбородком дело швах. Надо выкидывать полотенце.

А Макар не спускал глаз с угла противника. Золотой даже не садился. Он стоял и угрюмо слушал секунданта. Тот, бурно жестикулируя, размахивая черным полотенцем, что-то яростно доказывал ему. Макару показалось, что и этого невысокого чернявого человека он уже где-то встречал. Мелькающее черное полотенце завораживало взгляд. Ну, и цвет...

Тонкое позванивание гонга напоминало, что минута истекает. Макар перевел взгляд на своего секунданта:

— Никакого полотенца, Игорь. Не валяй дурака.

Третий раунд. Звон гонга — и боксеры вновь сошлись на середине. Бесстрастный судья, подав короткую, как удар хлыста, команду «Бокс!», отскочил в сторону. И снова началась игра, которую, как ни горько было сознавать, Макар проигрывал.

Золотой по-прежнему владел инициативой. Попытки Макара изменить ситуацию оканчивались провалом — противник переигрывал его. Да, это был мастер... Все его движения, отточенные до совершенства, четкие, синхронные, сочетались с поразительным умением наносить удары из самых невероятных положений.

У Макара вновь стал кровоточить подбородок, а рассеченная бровь только усугубила положение. Судья остановил бой. К рингу подбежал врач. Макар смотрел на него почти с ненавистью. Неужели он не даст ему довести бой до конца? Врач прекрасно понял состояние боксера, но колебался. И все же, посмотрев на часы (оставалось каких-то тридцать секунд), заклеив пластырем повреждения, он кивнул головой арбитру, разрешая продолжить поединок.

Ничтожная отсрочка, если кровотечение возобновится — бой будет остановлен окончательно.

Высоко подняв руки, Макар стал предельно осторожен. Золотой финтил, готовясь к атаке. И вот тот миг — странная отстраненность во взгляде. Правая Макара молниеносно рассекла воздух, одновременно толкнувшись ногой и развернув корпус, в прыжке он вложил в удар весь вес тела; и сразу же, скручиваясь слева направо, провел сокрушительный боковой левой. Голова Золотого дважды мотнулась в стороны — он покачнулся. Гнетущая тишина повисла в зале. Следующий удар послал бы его в нокаут. Но Макар не ударил, увидев, как исказилось лицо противника, как стекленеет взгляд. И вдруг глубокая трещина наискось пересекла грудь Золотого, вторая стала рвать правое плечо. Да, это были именно трещины — глубокие, зигзагообразные. Да человек ли это?! Голова Макара пошла кругом, мозг лихорадочно работал в каком-то стремительно закручивающемся вихре. Теперь он понял — перед ним был янтарный боксер. Доли секунды хватило, чтобы принять решение. Быстро шагнув вперед, вошел в клинч. Золотой, обхватив его руками, буквально повис на нем. Делая вид, что не может освободиться от захватов, Макар поддерживал его, не давая упасть, поражаясь тому, что соперник был невесомым.

В зале творилось что-то невообразимое. Даже стены сотрясались от топота, свиста, воплей неистовствовавших болельщиков. Размытым белым пятном маячил сбоку арбитр. В голове Макара царил полный сумбур. Он вновь усомнился в реальности происходящего, но, глядя в упор в желтые глаза, отринул сомнения — в них был все тот же укор, как много лет назад.

Вдруг Золотой прошептал:

— Зачем ты меня продал?

Прозвенел гонг.

— Стоп! — разметав руки в стороны, к ним кинулся судья. Он уже не выглядел бесстрастным, его глаза говорили о многом. Трудно сказать, симпатизировал ли арбитр кому-то одному, или его просто захватил накал поединка. А может, он вспомнил свою молодость и свой ринг...

Макар шел в свой угол. Игорь в недоумении смотрел на него.

— Макар, победа была наша. Почему же ты?..

Кривя окровавленные губы в попытке улыбнуться, он чувствовал, как колюще тукает рассеченная бровь, как ноют скулы — кажется, на теле не остается живого места. Усталость, безразличие, наваливаясь, сковывали тело.

Судья объявил победителя.

Победа заслуженно досталась Золотому — он блестяще провел два с половиной раунда. А вот конец боя мог бы перечеркнуть этот результат, если б Макар реализовал свое преимущество. Сознательно отказавшись от продолжения атаки, он фактически отдал первенство Золотому. Но разве можно было поступить иначе? Удар, не нанесенный им, спас Золотого. Он не мог уничтожить то, что создал сам.

Обмениваясь рукопожатием с Золотым, Макар шепнул ему:

— Нам надо поговорить.

В ответ тот глазами показал на свой угол. Там, перекинув через руку черное полотенце, мрачно улыбаясь, стоял Маг.

Совершенно разбитый, не воспринимая окружающее, Макар сидел в раздевалке, а перед глазами застыл все тот же ослепительно-белый квадрат ринга...

После душа, переодевшись, он заглянул в раздевалку соперников. Золотого там не оказалось. Попытки что-либо прояснить ничего не дали. Сказали только, что этот боксер выступал «личником» и никакую команду не представлял. Конечно, можно было бы зайти в судейскую, но Макар не стал этого делать: там просто ничего бы не поняли.

Смеркалось. Макар шел по улице. Вдруг что-то заставило его остановиться. Он почувствовал, что опять теряет чувство реальности. Перед ним туманно маячила тень. Нет, не человек, а именно тень — призрак, у которого чуть светлело лицо.

— Это я… — глухо сказал призрак.

— А-а, Золотой… Что с тобой сделал Маг?

— Он выставил меня против тебя.

— Ну да… Ты молодец…

— Ты тоже не промах, — устало ответил призрак.

— Что дальше?

— Что? Чары Мага спали, и теперь я свободен. Ты спас меня.

— И что дальше?

— Не знаю… Я ничего не знаю, — тень качнулась.

Макар молчал — не представлял, что вообще можно предпринять в данной ситуации.

— Я виноват перед тобой?

Тень снова качнулась.

— Не знаю. Ты не один… Вам лучше знать — вы люди.

— А ты? Разве ты не человек?

— Об этом надо спрашивать Мага. А я лишь…. — призрак не договорил, лицо потемнело, контуры стали расплываться в пространстве…

Вот так закончился последний бой Макара. Закончился на ринге, но не в его сознании. Еще долгие месяцы ему часто снился один и тот же сон: бесконечный, изматывающий бой с Золотым под аккомпанемент морского прибоя; он то выигрывал его с явным преимуществом, то терпел сокрушительное поражение...

На улице что-то гулко ухнуло. Дрогнули стекла в окнах. Сергей вопросительно взглянул на Вадима Петровича.

— Полдень. На батарее стреляют, — сказал Вадим Петрович. — Традиция Владивостока.

Он надолго замолчал.

Сергею тоже нужно было поразмыслить об услышанном. «Итак, образовался треугольник: Макар, Маг и я. Общий центр — янтарный боксер. Без этого центра треугольник бы не выстроился. Все трое пошли бы своими путями, так никогда и не встретившись. Есть еще Вадим Петрович, роль которого пока не ясна. Но янтарный боксер странным образом вдруг оживает. Статуэтка? Как в сказке».

— Вадим Петрович, вы сами как объясняете это явление? Насколько я понял, только Макар видел своего противника в золотом свечении, а секундант, судьи, зрители были вроде как с шорами на глазах.

Хозяин флегматично улыбнулся:

— Нет ничего удивительного в том, что вы обратили на это внимание. Будем откровенны — соленый арбуз был предложен вам не случайно. Я неплохой физиономист и видел вашу реакцию: поначалу он вам не понравился, потом ваше мнение изменилось. То есть вы увидели другую строну, и арбуз пришелся вам по вкусу. Не так ли? Последний бой Макара — как раз такой случай, хотя и не совсем. И еще Маг — вот главное действующее лицо. А насчет секунданта, так Макар сразу после боя спросил его: «А ты не шокирован тем, что парень был весь желтый?» Игорь посмотрел как-то странно — он не понимал, о чем идет речь, и в свою очередь поинтересовался: «Что значит весь желтый?..» Макар тогда понял, что попал впросак. Золотого видел только он, для всех остальных тот парень оставался нормальным человеком. А из этого следовало, что ненормальный он сам. Но с чего бы? Это открытие не давало ему покоя… — Голос Вадима Петровича был какой-то отрешенный, как будто он разговаривал сам с собой. — Вновь и вновь Макар прокручивал в памяти финал соревнований. Ну ладно, допустим, все — плод его воображения. Но та тень на улице, уже после боя? Разговор… Гиблая тоска… И жалость… Причиной-то всему он — Макар. Хитроумный Маг! Это он приложил ко всему руку. Но как ему удалось? Макар бился над разгадкой и, не находя ответа, всерьез стал подозревать, что с головой у него не в порядке. Теперь он уже стал сомневаться: а все ли так было?

Вадим Петрович показал на черный пакет, лежащий на столе. И продолжил:

— Макар неожиданно получил бандероль на свое имя. Она многое прояснила. В пакете были четыре фотографии. Одну Макар подарил Игорю. Тот крайне удивился цвету парня и, конечно, вспомнил о том вопросе, сразу уловив между этим связь. Разумеется, Макар не стал ни о чем рассказывать, сведя все к трюковой фотографии, которой якобы занимался его давний приятель.

— Посмотрите, а выводы делайте сами, — с этими словами Вадим Петрович достал из пакета фотографии и протянул журналисту.

Три цветных фото размером 24 на 30 лежали перед Сергеем. В фотографии он знал толк. Снимки были высочайшего качества. Тут не могло быть и речи, что это фальсификация или фотомонтаж. Отличные репортажные кадры, сделанные профессионалом. Изумительно выглядел противник Макара Золотой. Ну конечно, это тот самый боксер из музея. А Макар? Стоп! Это же Вадим Петрович — совсем молодой. Вот так развязка! На заднем плане в фиолетово-сине-черном пространстве беспорядочно выпирали белесые пятна лиц с открытыми ртами.

Теперь Сергей почти физически ощутил ту фантастическую нереальность поединка и живо представил, каково было Макару (Вадиму) противостоять такому сопернику. Чувствовалось, что он и Золотой обладали волей бойцов, вышедших на ринг не для того, чтобы гладить друг друга.

Фотографии буквально заворожили Сергея. Более того, теперь он был сбит с толку: без сомнения, они были подлинные, а если так, значит, желтый боксер действительно выглядел таковым. Выходит, в зале имел место случай массового гипноза, поскольку никто не заметил, сколь необычен один из спортсменов. Но логичнее было бы предположить, что загипнотизировать легче одного человека — Макара, а не такую массу в сотни людей. И не будь снимков, это, пожалуй, можно было бы принять за здравое объяснение. Но есть фотографии, и значит, остаются вопросы.

— Вадим Петрович, так это были вы? — Сергей показал на снимки.

— Ну конечно. Рассказывал и как будто видел себя со стороны. Вроде и не со мной происходило. Какое-то раздвоение: я и не я одновременно.

— Скажите, но этот Маг — он ведь очень странный человек? Почему он преследовал вас?

— Почему... Мне кажется, это все от янтаря. Понимаете? Янтарь, я, вдруг увлекшийся работой резчика, потом этот человек, совсем не простой, как выяснилось, — все так причудливо переплелось... Вот и вы вышли на меня. Случайно... И я случайно узнаю, что боксер в музее. Как вы полагаете, не слишком ли много случайностей?

— Может быть, и так, — согласился Сергей. — Кстати, вот как он там оказался?

— Да все так же — по воле Мага.

«Значит, история на этом не заканчивается», — подумал Сергей.

— Вы встречали его еще?

— Да, совершенно случайно, как мне думалось. И только гораздо позднее пришло осознание того, что случайных встреч с таким человеком быть не может.

Однажды, уже много лет спустя, я шел по набережной. Теплое летнее неяркое утро, йодистый запах моря, лениво набегающие на берег волны — на меня нахлынули воспоминания. Так уж устроен человек: он живет или прошлым, или будущим, и очень редко настоящим (прошлое — это память, будущее — надежды и ожидание, настоящее — рутина и повседневность). Не все, конечно, однако... Однако я вспомнил другое море, другие берега.

— Вадим! — кто-то окликнул меня.

Я остановился. На скамейке, нахохлившись, сидел человек. Я сразу припомнил это лицо — Маг. Время не щадит никого: седой как лунь, он, кажется, стал еще меньше, и только глаза были прежними.

— Вадим, — повторил он, — это же не Балтика, а Японское море.

Я почувствовал себя так, будто встретился с близким человеком. Поразительно: он догадался, о чем я думал.

— Здравствуй, не знаю, как тебя называть, — сказал я.

— Зови Магом. Ты же так прозвал меня, — ответил он.

— Откуда ты знаешь?

Он усмехнулся.

— Неважно, — и протянул руку.

Я пожал ее.

Он пристально посмотрел на меня.

— Морские волны превращают камни в песок, а человека меняет время.

Нет, пожалуй, в глазах Мага тоже что-то изменилось, в них уже не было той мрачной тяжести — передо мной сидел мудрец, много познавший и переживший. Вероятно, и маги испытывают разочарование и усталость от долгого жизненного пути.

Мы спустились к морю и пошли по берегу. Мой спутник постукивал тростью по гальке.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить? — обратился он ко мне.

Я не сдержался:

— Ты опасный человек!

— А ты слишком впечатлителен и необуздан, — отпарировал он, но улыбнулся дружелюбно.

Я не нашелся, что ответить: мы оба были правы, только каждый по-своему.

— Ты необыкновенно восприимчивый человек, Вадим. Как тебя угораздило вырезать из янтаря такую вещь? Я был большим поклонником бокса, и вот, узнав о твоем боксере...

— Но как ты узнал? — перебил я его.

Он быстро взглянул на меня.

— Позволь мне не отвечать на этот вопрос. Длинная история. У каждого есть свои секреты, но не все любят ими делиться. Скажу только: я знал, что ты приехал сюда из Балтийска. Так вот, я поставил перед собой цель завладеть твоим творением, но совершил ошибку, когда продемонстрировал тебе свои способности. Во мне заговорило тщеславие. Ты — мастер ринга. Но и я не лыком шит. Я решил позабавиться. Ты увидел, как статуэтка пришла в движение. В душе я смеялся над тобой, видя твое изумление и растерянность. Наверняка я бы тебе все объяснил чуть позже. Но ты вдруг распсиховался... Да и я, к сожалению, тоже оказался не на высоте. Понимаешь, я заплатил тебе хорошие деньги, и вещь стоила того, а ты повел себя неразумно. Именно своим гневом, обращенным на меня, ты посеял в душе Золотого зерна сомнения. Последствия сказались после. А тогда решение созрело мгновенно: «Ну, дружок, — мысленно сказал я, — потом этот желтый боксер покажет тебе, как надо работать на ринге. Посмотрим еще, чья возьмет...» Я решил выставить его против тебя, и непременно в последнем бою. Я спал и видел победу Золотого над тобой. Это было как мания... Остальное тебе известно, — и тут Маг замолчал.

А я пребывал в замешательстве. Что он рассказывает? Как статуэтка может превратиться в человека? «Но ведь был тот бой и, черт возьми, ты же бился с тем золотым парнем, который поразительно походил на янтарного боксера. И еще ты видел, как он заставил статуэтку размахивать руками», — убеждал я себя.

Что было, то было. Время основательно потрудилось. Я давно успокоился и очень редко вспоминал те события. А теперь этот человек снова взбудоражил мою душу. Кто он?

— Маг, но все, о чем ты говоришь, похоже на бред. Такого не может быть. Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? — сказал я.

Он усмехнулся, и его взгляд, остановившийся на мне, потяжелел.

— Да нет, Вадим, был поединок, и было твое поражение.

Что я мог ответить? Он сказал правду. Мы в упор смотрели друг на друга. Я ждал продолжения. Снова запостукивала по гальке трость.

Маг начал издалека.

— Вадим, не мне тебе объяснять, что такое янтарь. Через твои руки его прошло достаточно, да и литературы о нем ты прочел немало. Это окаменевшая смола — теплая, солнечная, радующая глаз, дошедшая из того мира, который существовал за много десятков миллионов лет до нас. Что было тогда? Какая природа? Был ли человек? Много вопросов... А где ответы? Их нет. Но хочется заглянуть туда, в тот мир. Я уверен: он был лучше нашего.

Меня не устраивали те знания, которые накопил человек об этом минерале, и я стремился проникнуть за пределы известного. А что вообще известно о янтаре? Приблизительно установлен возраст. Что он растительного происхождения. А применение янтаря? В основном для изготовления ювелирного ширпотреба. Мизерная часть — для художественных изделий (твоя лепта уже есть). А отходы — для промышленных нужд.

В тот мир я не заглянул. Все было исследовано и описано до меня. Но не опускать же руки! Уверенность осталась. Янтарь по-прежнему пленил и притягивал к себе.

Кто ищет — тот всегда найдет. Совершенно случайно я познакомился с голографией (тогда она только появлялась). Отбросив всякую философию, я занялся практикой, а вскоре неожиданно понял, что добился успеха. Искал одно — нашел совсем другое. И, найдя это другое, уже не мог остановиться. Для проверки моих разработок требовалась вещь из янтаря, но такая, в которую бы мастер вложил душу. Мало того, эта вещь должна была потрясти меня, чтобы и моя душа тоже нашла в ней место.

— Ты следишь за ходом рассуждений? — Маг искоса взглянул на меня.

Я кивнул головой.

— Хорошо. Тогда продолжим, — сказал он. — Вот непременное условие успеха. Я много знаю, но я не всесилен. Превратить вещь в человека нельзя. Я создал голограмму янтарного боксера и нашел метод, позволяющий вынести ее за пределы фотопластинки в пространство, не задействуя при этом экран. Желтый цвет был запрограммирован только на тебя. Голограмма! Ты боксировал против голограммы. Все, кто находились в зале и на ринге, видели голограмму. Ты можешь сказать, что голограмма всего лишь изображение — она нематериальна. А ты испытал мощь ударов соперника.

Я предусмотрел все. Да, ты не получил ни одного удара, но подбородок и бровь оказались рассеченными. Потому что ты видел действия Золотого и представлял их последствия. Плюс мое присутствие с миниатюрным передатчиком, посылающим высокочастотные волны на Золотого. Этот сильнейший волновой поток был абсолютно синхронизирован с каждым движением спортсмена. Именно волны озвучивали любое действие голограммы, создавая полную иллюзию реальности: слышно дыхание, шорох шагов по рингу, звуки ударов... Отражаясь от Золотого, они обволакивали тебя, усиливая хаос в голове. Сложный синтез зрительного восприятия, необычности противника, его неуловимости, поведения людей вокруг (ты удивлен, а все невозмутимы) вынудил твое сознание быть готовым к тому, что не получая ударов, ты ощущал их. В то же время большинство твоих ударов повисало в воздухе. И только тогда, когда собирал всю волю в кулак, ты пробивал голограмму, чувствуя, как казалось тебе, что перчатки достигли цели. Мое открытие, система программирования, сила моего интеллекта заставили поверить в происходящее не только тебя, но и массы людей в зале.

Маг улыбнулся.

— Без ложной скромности могу сказать: мне есть чем гордиться.

«Еще бы», — подумал я.

— Маг, да ты профессор!

Он хмыкнул:

— Скорее дилетант-самоучка.

«До такого додуматься... Хорош дилетант», — покосился я на него.

Он наклонился и поднял камешек. Покачав его на ладони, отбросил в волны.

— Сложнее было перед боем в судейской, когда проходило взвешивание спортсменов. Голограмма на весах. А где вес? Где взять эти семьдесят один килограмм?

Я ломал голову: кажется, проще было рассчитать голограмму, чем доказать несуществующую тяжесть. В итоге я не нашел ничего лучшего, как закрепить на своем плече под рубашкой небольшой, но очень мощный магнит особой конструкции. Силовое поле магнита, собранное в пучок, действовало строго в определенном направлении. Стоя в двух шагах от весов я как представитель боксера наблюдал за взвешиванием. Поле захватывало стрелку, и она четко замирала на делении «71».

— Но ведь прежде Золотого надо было довести до финала — это еще три-четыре боя, — сказал я.

Он усмехнулся:

— Верно. Он и провел их. А иначе как бы я внес его в протоколы судей. Предварительные поединки прошли намного легче: голограмма была обычной — без желтого цвета и работала без напряжения. Да и противники не представляли для нее интереса. Но вообще-то говоря, даже для меня тут много странностей. Судя по поведению голограммы в третьем раунде, я недооценил той привязанности, какую испытывал Золотой к тебе (те самые последствия) — создателю, вложившему в него свою душу, но все же продавшему его. Он был запрограммирован так, что во время последнего боя действовал как самостоятельная личность. Когда же он покинул раздевалку, голограмма перестала существовать.

Маг тяжело вздохнул:

— Закончился бой, и у меня словно что-то оборвалось внутри... Я видел, как Золотой медленно вышел из раздевалки. Какая голограмма? Я был готов поверить, что это был человек, в глазах которого застыла печаль. Он прошел рядом со мной и не посмотрел в мою сторону. В смятении я глядел ему вслед. А через мгновение он пропал на моих глазах. Понимаешь, все: был — и нет... Я ведь сам подготовил такой конец, но когда это случилось, был потрясен. Вернуть! Вернуть человека! Я лихорадочно нажимал кнопки передатчика, еще на что-то надеясь... Потом выкинул его в урну. В общем, вскоре я тяжело и надолго заболел: непорядки с головой, нервы расшатаны... Гениальность дилетанта не всегда идет ему на пользу.

Маг поморщился, словно от зубной боли.

— Выздоровев, я сказал себе, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не повторю подобный эксперимент. Открытие останется со мной и со мной же уйдет навсегда.

В его голосе слышалась усталость, но он продолжал:

— Хочу также сказать еще об одном, а это уже загадка, с которой не могу справиться даже я. Помнишь, когда мы ударили по рукам, ты увидел, как статуэтка пришла в движение? Это я внушил тебе, заставив поверить в то, чего быть не могло. Но был поражен сам, обнаружив, что боксер действительно стал двигаться. Он даже нанес тебе удар. Вряд ли мое состояние в то время отличалось от твоего. Но это тогда. А вот в бою...

Я отлично знал, на что ты способен, потому что часто бывал на соревнованиях с твоим участием и, разумеется, нашел такую тактику, которая принесла бы победу Золотому. Он прекрасно справился с задачей. И все же бой есть бой. Всего не предусмотришь.

Между прочим, в третьем раунде ты абсолютно верно оценил ситуацию на ринге. Я тогда со страхом ждал твоего завершающего удара — все решали мгновения. Ты спас не только Золотого, но и меня. Понимаешь, ты вырезал статуэтку, заложив в нее многое, а я создал Золотого. В тот миг все могло рухнуть навсегда. Ты один предотвратил катастрофу. Ибо при нокауте голограмма просто рассыпалась бы. И как следствие, передатчик, не находя объекта, мгновенно переключился бы на мозговой центр, которым была моя голова. Он просто убил бы меня своими частотами, потому что не выработал ресурс, рассчитанный на три раунда. Это явилось для меня потрясением. Я — знаток человеческих душ, как мне казалось, видел тебя насквозь. Какая самонадеянность... В концовке боя я уже не знал, кому больше желаю победы. Вы оба были достойны ее.

Шуршала под ногами галька. Бурлили, накатываясь на берег, не знающие покоя волны. Высоко поднявшееся солнце, сбросившее с себя пелену дымки, сияло ярко, но равнодушно. Пустынный пляж. Редкие одинокие чайки, летящие мимо... Было как-то тоскливо. Теперь я все знал. Я поверил ему потому, что то, о чем он рассказал, невозможно объяснить по-другому.

— А ведь это очень грустная история. И я даже не знаю твое настоящее имя, — сказал я.

— Что поделаешь, — ответил он, — каждый в жизни стремится чего-то достичь. У одних получается, у других — нет. Жизнь, как оказывается, не так уж и длинна. Но об этом задумываешься уже на склоне лет. А имя… Что откроет оно тебе? Пусть лучше я останусь для тебя Магом. Не обижайся. Если ты хочешь узнать что-то еще, поторопись. Мы встретились в последний раз, — в голосе Мага снова слышалась усталость.

— То, что удалось Магу, когда-нибудь должно получиться и у кого-то другого. Идея витает в воздухе, — я размышлял вслух.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Какой ты! Вырезал такую вещь. И тут уловил самую суть... Но как бы эта идея не добавила хлопот человечеству. Ты-то ведь уже испытал ее на себе.

Его настроение передалось мне. Я вдруг подумал, что прошло столько лет, все куда-то спешил, чего-то искал — тренировки, соревнования, друзья, этот боксер из янтаря... И некогда было остановиться, задуматься. А теперь все в прошлом... Что его ворошить? Но спросить надо.

— Скажи, ты знал, что Золотой разговаривал со мной после боя?

Маг в растерянности подбросил тростью камешек, явно ошеломленный.

— Он разговаривал с тобой? О чем?!

Я передал содержание, упомянув, что передо мной была скорее тень, а не Золотой. И спросил снова:

— Боксер ведь у тебя?

— Разумеется, — ответил он.

— А как понимать фразу «чары спали, и теперь я свободен»?

Маг смотрел на меня, но, похоже, мысли его где-то витали. Наконец он заговорил:

— Поздно. Мне бы раньше об этом узнать. И тогда, может быть, работа продолжилась бы. Неужели программа дала сбой? Голограмма ведь должна была развалиться еще в спортзале. Каким образом она оказалась на улице? Значит, она могла существовать еще какое-то время? Но это, считается, невозможно. Однако случилось… — Глаза Мага выражали недоумение. — А если так, то напрашивается вывод: стало быть, голограмма несла в себе заряд, который позволял ей действовать какое-то время независимо от источника. А если так, значит, боксер вполне мог выйти из-под контроля. Свобода же Золотого, Вадим, — это стать таким, каким ты создал его. По сути дела, я довлел над ним. Естественно, он хотел избавиться от опеки: остаться только янтарным боксером — в этом и есть свобода. И так ли уж удивительно, что мы оба живем воспоминаниями. Золотой до сих пор бередит наши души.

— Неудивительно: ты был у него секундантом, а я провел с ним последний и труднейший бой, — сказал я.

— С ним или со мной? — в глазах Мага мелькнула жесткость.

— Тогда я бился с ним и о тебе не думал, — ответил я.

Он хмуро усмехнулся:

— Хорошо, ты прав.

Мы остановились. Волны раскачивали длинные, широкие ленты морской капусты. Маг долго смотрел на них.

— Вадим, теперь ты знаешь все и больше не будешь биться над разгадкой. Не поминай меня лихом. В жизни случается много странного: вот и наши пути так удивительно пересеклись. Знаешь, я хочу отдать боксера в музей. Ты не будешь против этого?

— Он принадлежит тебе. Ты вправе поступать как пожелаешь, — ответил я.

— Спасибо. Признаться, другого ответа я и не ждал, — Маг протянул мне руку. — Прощай!

— Маг, а фотографии? — вспомнил я, задерживая рукопожатие.

— Фотографии? Вот настоящая память о том, что ты провел свой лучший поединок против классного мастера. Прощай, Вадим, — Маг повернулся и пошел назад.

В задумчивости уходил и я. Мы оглянулись одновременно: он поднял над головой руку, я повторил его жест...

Ну что ж, рассказ был завершен. Сергею оставалось только поблагодарить хозяина за гостеприимство, за удивительную историю и попрощаться.

Прошло почти тридцать лет. Сергей вновь побывал в Калининграде. Зашел и в Музей янтаря. Нашел боксера. Остановился перед застекленной витриной.

Со временем янтарь претерпевает изменения. Боксер потемнел, желтизна стала гуще, с вишневым оттенком.

Стоял. Смотрел. Вспомнил Вадима Петровича, Мага. Обоим лет по сто. Конечно, давно ушли в мир иной. И внезапно понял, что боксер узнал его — спокойное, мрачноватое лицо скульптуры стало приветливым.

Всё — как когда-то рассказывал Вадим Петрович. Сергей немного растерялся, он-то ведь имел ко всему лишь косвенное отношение. Но боксер отличил его и, видимо, не зря: чувствовал привязанность к тем, кто проявлял к нему участие.

Долго они смотрели друг на друга... Вдруг боксер опустил голову и ссутулился: теперь это был смертельно усталый человек.

Сергей помахал ладонью перед стеклом витрины, словно снимая паутину. Боксер расправил плечи и поднял голову — взгляд был печален. Он знал, что через некоторое время уйдет этот человек, последний из троих, которые принимали участие в его судьбе, и ему навечно придется остаться тут одному, замерев в ожидании поединка. «Он обо всем догадался, — подумал Сергей Викторович. — Что я больше не приду сюда, что нет Вадима и Мага, что перед ним остаются лишь одиночество и вечность, и еще беспамятство, потому что отныне никто и ничто не напомнит ему о прошлом».

— Золотой, Мага уже нет, и Вадима тоже. А я не в силах что-либо изменить в твоей судьбе. Не обессудь, — промолвил Сергей и быстро пошел к выходу из зала.

С удивлением наблюдавшая за ним смотрительница музея, слышавшая слова, обращенные к экспонату, проводила взглядом странного посетителя, а потом подошла к стенду и равнодушно скользнула глазами по примелькавшейся статуэтке.

Боксеру вдруг стало жарко. Генная память влекла в забытое прошлое, где много солнца, тепла, влаги, где растут невиданные фантастические леса и живет множество диковинных существ. Он вышел оттуда — из тех временных глубин. Они сохранились в нем. Он — всего лишь кусочек янтаря. И что ему люди? Их нет. Он больше не знает — не помнит никого из них. Он — в прошлом, и он — в будущем.