Замечено, что умные люди с годами вычеркивают из памяти все плохое, а хорошее бережно хранят. Только дураки тащат с собой по жизни гирю неприятностей.

Вспомнив это, я подумал, что вроде бы глупость не входит в список моих многочисленных недостатков, немало из тяжелых воспоминаний стерлось в памяти, и решился я на описание самых значительных и серьезных событий в моей жизни.

Конец девяностых в России. Лихие годы позади. Рэкетиры и бандиты, награбив достаточно, чтобы отобранное у пионеров российского бизнеса можно было считать первоначальным капиталом, сами стали заниматься бизнесом. Бывшие бандиты поменяли кожаные куртки и спортивные штаны с кроссовками на костюмы из дорогих магазинов. Кровавых денег хватало и на открытие торговых центров, и на покупку заводов, и на оплату избирательных кампаний. В нашу жизнь вернулось слово «партия», партии росли и множились, бывшие вымогатели разжились мандатами и начали писать законы, по которым должна была жить Россия.

Наступила относительная стабильность. Российские предприниматели, которые десять лет назад открыли свои дела и умудрились дожить с ними до начала двухтысячных, привыкли к непрекращающейся борьбе с чиновниками, как моряки на судах, бороздящих северные моря, привыкают к ледяным штормам. Хочешь ходить по морю — научись бороться с бурей. Хочешь в России иметь свой магазин, автосервис, киоск — умей ладить с чиновниками. У них тоже есть забота о своем благополучии: хочешь сидеть в мягком кресле начальника — умей добывать деньги любыми способами. Не надо никого бить темной ночью по голове, нужно придумывать и внедрять в жизнь приказы, предписания, рекомендации — любым путем обирать предпринимателей да вообще всех, кто зарабатывает деньги официально, законным путем. Ничего личного — за Родину радеем! Деньги для бюджета добываем! А поступили деньги в бюджет — теперь надо думать, как распорядиться ими в свою пользу.

Информация от администрации: «Сообщаем, что теперь, на основании решения областного правительства, вы имеете право материально поддерживать общественные фонды и организации».

«Ну, наконец-то! Ура! Есть куда бросить кусок, чтоб не сожрали, пусть в ущерб семейному бюджету, но все-таки жить дозволено», — радостно восклицает владелец авто-магазина или фотоателье. Звонит «нужным людям» в администрацию, и те поясняют, что теперь он может поддержать общественный фонд, председатель которого — мэр города. Может и не поддерживать, но полученное письмо с радостной вестью имеет регистрационный номер, а значит, есть люди, которые отследят, воспользовался получатель такой благородной возможностью или….

Следующая заманиха: «Доводим до вашего сведения, что конкурс на право изготовить новую вывеску для вашего магазина выиграла фирма «Вымпел плюс». Если в течение месяца со дня получения настоящего письма вы не заключите договор, администрация района пересмотрит договор аренды помещения для вашего предприятия».

Хозяин звонит в указанную фирму и выясняет, что стоимость совершенно не нужной ему новой вывески вдвое превышает среднюю цену по городу на этот вид услуги.

И так идет эта бесконечная волынка с вымогательством.

Избавившись от большевиков, страна не избавилась от всех худших черт ушедшего. Новая власть не торопилась поднять с колен свое государство после перестройки. Все вошло в стадию полумер: вроде уже и не так плохо, но еще далеко не так хорошо, как бы хотелось и чаялось людям.

Россия все еще не собралась с силами, чтобы стать на путь цивилизованной страны. Планировалась перестройка, а всех заполонило желание куда-то побыстрее «пристроиться», чтобы зацепиться и думать о своем куске от общего пирога.

Я понял, что светлые перспективы, которые так явно маячили перед людьми, скрылись за туманным горизонтом.

Мы с женой, имея свой маленький бизнес, в котором работали лучшие швеи в городе, не бедствовали, но у нас были дети. И нам ужасно не хотелось, чтобы они тоже всю оставшуюся жизнь «пристраивались». Наши умные, талантливые дочери должны были нормально жить в нормальной стране.

Мы стали думать, что и как сделать, чтобы наши представления об их будущем перестали быть несбыточной мечтой.

Где людям хорошо?

Там, где их нет.

Значит, нужно уезжать из страны.

В букинистическом магазине я купил уникальную книгу «Иммиграция в сто стран мира».

Стоила она тогда восемьсот рублей, как двадцать бутылок хорошей водки. И это была нормальная цена для такого издания.

Никогда я не держал в руках ничего подобного.

Книга была издана в Чехии, материалы для нее собирали тысячи агентов по всему миру. Она постоянно переиздавалась, чтобы все, описанное в ней, не теряло актуальности.

В ней не было ни одного формального совета или рекомендации.

Читатель выбирал страну, открывал главу, относящуюся к иммиграции в эту страну, и получал пошаговую инструкцию: с чего начать, куда пойти и что сделать. Пакеты документов, сроки рассмотрения различными инстанциями… И что самое поразительное, в книге упомянуты те затруднения, о которых нигде не говорится, и даже сказано, как их обойти. Выглядело это примерно так:

«Когда вы получите весь пакет документов и отнесете его в указанный отдел, чиновник сообщит, что подписание документов может замедлиться по определенным причинам. Убедитесь, что в кабинете кроме вас и его никого нет, после чего решайте вопрос обычным латиноамериканским путем. Предложите сорок долларов США, если не согласится, добавьте еще десять. Помните, это именно та сумма, которая его устраивает. И если он продолжит торговаться, делайте вид, что собираетесь уйти. Вопрос будет решен. Не давайте больше! Помните о тех, кто придет после, так же, как думал о вас тот, кто был здесь раньше».

Такие подробности были описаны в книге для каждого этапа оформления документов.

Не могу удержаться, чтобы не привести еще один пример. Мексика. Один из официальных способов получения гражданства. Авторы книги рекомендовали:

«Приезжаете в адвокатскую контору. Вот перечень нескольких, самых проверенных таких контор… Платите деньги. Вот определенная сумма, актуальная на этот год... Адвокат повезет вас в деревню, где вы «родились». В каждой церкви есть книга, в которую вписываются все новорожденные. И когда год заканчивается, на листе оставляется несколько пустых строчек, в которые, даже спустя много десятков лет, можно вписать еще несколько рожденных якобы в этот год. Итак, в книге появляется запись, которая говорит о том, что в 1952 году вы — новорожденный Пабло, появились на свет в семье Хуаниты (или Маргариты) и Родригеса (или Фернандо) Кантарес (или Фигарес)».

Я ясно представил это себе. Как меня везут на местное кладбище, где я, пустив скорбную слезу (матушка была так добра, а отец всегда баловал), кладу букет цветов на могилы почивших «родителей». С бутылочкой текилы еду навестить повивальную бабку, которая все еще жива и помнит, как я, озорник этакий, звонко заверещал у нее на руках, появившись на свет. После чего, через некоторое время, взамен моего паспорта, который упал в пропасть на глазах свидетелей, получаю новый.

Когда я рассказал об этих пунктах эмиграции своему знакомому майору милиции, он, захлебываясь от возмущения, подтвердил эту информацию рассказом о конкретной неудавшейся операции. Помню этот рассказ почти весь. Он со злым волнением говорил:

«Мы его, гада, семь лет искали. Чудом нашли в этой самой Мексике! С ним на улице столкнулся потерпевший, который был там по турпутевке. Тот его не заметил, а терпила проследил, адрес записал, дом сфотографировал. Домой вернулся и сразу к нам. С трудом выбили командировку, прилетели, нашли адрес. Приходим. Ну что, мол, добегался? Собирайся. А он спокойненько так отвечает:

— Куда это вдруг?

— Коля, ты дурку не гони, сам знаешь, куда. Домой. Там тебя нары заждались.

— Вы что-то путаете, амигос. Во-первых, я не Коля, а Родригес. Во-вторых, мой дом здесь, в-третьих, если вы не прекратите нарушать мой покой, я вызову полицию.

— Ты — Родригес? Ну-ка в зеркало посмотри на рожу свою тагильскую!

Смотрит в зеркало. И нагло так заявляет:

— Да, мы — мексиканцы, очень красивые люди. Особенно я, потому что похож на отца — дона Педро.

И ржет!

Приезжает полиция. Проверяет документы и его, и наши.

Объясняем, кто мы и зачем здесь.

— О! Господа, мы уважаем коллег из России. Но если наш гражданин подтвердит, что вы доставляете ему неудобства в его собственном доме, мы будем вынуждены проводить вас в участок.

И мы ни с чем так и уехали!»

Но хватит. Добросовестно просмотрев книгу, мы приняли решение: подходящая страна — Аргентина.

Был куплен самоучитель испанского, начались занятия. Но недолго длилось это вникание в тонкости языка, на котором говорят примерно пятьсот миллионов человек в мире.

Объясню, как это произошло.

Я шел за машиной. Мой большой вишневый Opel Omega Caravan стоял на стоянке около гостиницы «Большой Урал».

Проходя мимо киоска Роспечать, я увидел в его витрине новую газету «Иностранец» и тут же купил. В тот момент, когда у меня в руках оказался купленный номер «Иностранца», по сути, начался новый период моей жизни.

Я спокойно продолжил движение в сторону автостоянки, и вроде бы ничего, совершенно ничего не произошло. Но на самом деле с этого момента купленная газета уже разделила мою жизнь на два периода — «до» и «после».

Вечером, листая газету, я увидел большую статью с интригующим названием «Курица — птица, Болгария — заграница». Существует такой вид неправды — когда обманывают, говоря правду. То есть все, что сказано — соответствует действительности, но это неправда. Потому что это НЕ ВСЯ правда. По этому принципу и была написана статья о Болгарии в «Иностранце», конкретно о плюсах иммиграции из России в эту страну. Полуправда была очень убедительной, ведь все, что мы прочли, вполне совпадало с нашими представлениями о стране. Мы трижды всей семьей отдыхали там: прекрасное море с чистыми пляжами, ласковое солнце, чудная природа, улыбающиеся продавцы, дешевые фрукты и вина, которых мы дома не видели! И еще в школе нам объясняли, что болгары — наши самые лучшие друзья, потому что Россия, ценой жизни многих тысяч своих солдат, не раз освобождала болгарский народ от поработителей — турок и фашистов. Братушки, в общем.

Мы поняли, куда нужно ехать, и в тот миг, когда мы поблагодарили Бога за такую своевременную подсказку, где-то за нашей спиной не Он, а рогатый и хвостатый, радостно ухмыляясь, бесшумно захлопал в ладоши.

Сдав в «бук» испанский словарь, я купил теперь огромный болгарский, который лежал на витрине так, как будто его положили специально для меня.

Две недели, «сидя на телефоне», я общался с девочками из варьете «Космос». Одна из артисток, когда коллектив ездил на гастроли в Болгарию, вышла там замуж и осталась. Наконец я нашел номер ее телефона. Сначала она сильно удивилась, узнав о наших планах, но потом сказала: «С большими деньгами, я думаю, можно ДАЖЕ ЗДЕСЬ устроиться». Позже мы поняли значение этих слов.

Летом 1999-го наша очередная поездка в Болгарию была уже не только туристической. Мы встречались с агентами по продаже недвижимости, ездили смотреть дома на побережье, квартиры в Варне.

Выяснилось, что приобрести недвижимость в стране может только юридическое лицо. Самостоятельно зарегистрировать фирму без знания языка было нереально, и мы поехали к моей давней знакомой, оставшейся когда-то в Болгарии. Ирина жила в деревне, в двухстах километрах от побережья. Перед встречей она предупредила: «Приедете, у любого спросите, где «Ирка-хореографка» живет».

Я взял напрокат малолитражку, вооружился атласом автомобильных дорог, который бесплатно предлагался фирмой, и мы с женой отправились в первое автопутешествие по Болгарии.

После разбитых российских дорог передвигаться на новеньком «Фиате» по здешним автострадам было сущее удовольствие. Идеального качества асфальт, который даже в деревнях был лучше, чем в Екатеринбурге на центральных проспектах, везде четкая разметка, огромное количество указателей — все это превращало деловую поездку в приятную прогулку.

Нам уже объяснили систему общения с дорожной полицией. Нарушил правила, плати штраф. Полицейский, доброжелательный, как продавец фруктов на рынке, покажет тебе фото твоего нарушения и таблицу, в которой указана сумма штрафа за данный вид нарушения. После чего сообщит, что ты можешь заплатить полную стоимость по квитанции или ровно половину без таковой. После того, как ты сделаешь выбор и рассчитаешься, он пожелает тебе доброго пути и обязательно предупредит, где на твоем маршруте находятся его коллеги, чтобы ты был острожен и не платил дважды.

Европа, блин!

В деревне Борово мы быстро нашли Ирину Матвееву и ее сына Владимира с женой. Они очень приветливо встретили нас, угостили всем, что мы с собой привезли, добавив к нашим деликатесам болгарских помидорок.

Во время застольной беседы мы договорились, что за тысячу долларов США Володя оформит все документы на фирму, которую мы назвали «Валекс» по нашим с супругой именам — Валерий и Александра. Это было якобы стандартное вознаграждение, которое брали адвокаты в Болгарии за такой вид услуг. Позже я узнал, что реальные затраты на все составили сто долларов, а девятьсот — были чистая прибыль. Огромная, по болгарским меркам, сумма. Для примера, месячная зарплата «Ирки-хореографки», которая преподавала в балетной студии деревни, равнялась пятидесяти долларам.

Деревенская балетная студия. Европа, блин!

В тот момент балканский капкан с ухмылкой раскрылся, и это была лишь первая наша тысяча, которая успешно разместилась в карманах новых «друзей».

Было понятно, что нужна еще одна поездка для того, чтобы закончить то, что было начато в первой. Мы уже поняли, что приобрести недвижимость не проблема, так как в Болгарии никто не отменял правило «продать трудно, купить легко». И сейчас я опишу, какая многосложная, я бы сказал, филигранной тонкости дорожка была сплетена судьбой, чтобы завести нас в самую крупную западню за всю историю нашего балканского приключения.

Мы жили в городке Албена, самом фешенебельном курорте Болгарии, который коммунисты и жулики, объединившись, успели прибрать к рукам во время развала социалистической системы. Собственники навели там свой порядок, то есть все, что только можно, стало сдаваться в аренду на летний туристический период… за огромные деньги. Представьте себе — город разделили на квадратные метры, и за каждый — несколько тысяч долларов за сезон. Хороший бизнес: миллионы при полном отсутствии каких-либо для себя проблем. Проблемы, конечно, были, и в изобилии, но только у тех, кто арендовал объекты, а не у хозяев земли.

Каждый вечер, прислушиваясь к ресторанной музыке, я порой улавливал звуки хорошей гитары. Акустика местности была такова, что мелодии долетали до наших окон за несколько сотен метров от того места, где играли. Я безошибочно определил, что коллега играет на гитаре Гибсон, причем не корейского или японского производства. Звучал тяжелый, настоящий американский инструмент. Дорогая гитара, в бедной Болгарии музыканты на таких не играли, это я уже знал, послушав и посмотрев десяток местных ансамблей, работающих в барах и кафе.

В один из вечеров мы с женой пошли на этот, ласкающий мой слух голос гитары. Пройдя триста метров от нашего отеля, мы поднялись на второй этаж маленького ресторанчика. На сцене стоял дуэт — девушка за синтезатором и гитарист, конечно же, с Гибсоном. В перерыве я подошел к коллегам, познакомился и предложил после работы присоединиться к нашему столику.

После полуночной беседы мы проникли еще глубже в капкан: музыканты дали нам номер телефона агента по продаже недвижимости, с помощью которого они сами недавно приобрели квартиру в Варне.

Отбывая домой, из аэропорта мы позвонили риэлтору Ирине, которая тоже оказалась нашей бывшей соотечественницей, — именно ей мы решили доверить приобретение нового жилья. Русская, да еще, как оказалось, и музыкант, что может быть для нас лучше? Мы договорились, что прилетим в Варну в апреле, когда будут самые низкие цены на недвижимость.

Через месяц мы вновь уже были в Болгарии. Эта поездка не стоит того, чтобы о ней рассказывать долго. Скажу только, что мы получили готовые документы на фирму «Валекс» и временные паспорта иностранцев. Только имея все это, мы могли приобрести квартиру в стране «лечо». Такой вот продуманный закон издали болгарские чиновники: недвижимость в Болгарии чужденец-иностранец может иметь, только если он является юридическим лицом. В чем хитрость? Объясню. Выкручивать руки Человеку для страны, метящей в члены Евросоюза, небезопасно. А с предпринимателем можно делать все что угодно, ведь внутренние проблемы экономики — личное дело любого государства. Лишить жилья Гражданина, пусть другого государства, — нельзя, но сделать невозможным жизнь предпринимателя, у которого есть недвижимость, а документы на фирму не в порядке, можно. Да, документы… О-о-о-о! Тут такой простор для законотворчества…

То есть мы получили возможность приобретения жилья, но попали в состояние крайней уязвимости со стороны власти. Только тогда мы этого, конечно, не понимали. Не знали мы и того, что одним из условий вступления Болгарии в Евросоюз было закрытие доступа к европейским странам через Болгарию всем бывшим «братьям» по соцлагерю. Оказались в немилости и те, кто уже обосновались здесь. Русские в этом списке персон «нон грата» прочно занимали первое место.

Но это все факты, которые стали очевидными для нас много позже.

А пока все было прекрасно!

Документы есть, лучший риэлтор ждет нашего приезда, впереди — светлое будущее в теплой, красивой, гостеприимной Болгарии!

Не сохраняя интригу, ведь я пишу не детектив, скажу, что далее все, чем мы восторгались раннее, я могу обозначить только кавычками. Называть Болгарию братской сейчас у меня не получается.

Вернувшись домой, мы начали подготовку к важнейшему событию нашей жизни.

Есть поговорка: «Один переезд равен трем пожарам». Чему же равен переезд за границу?..

Мы приняли решение ехать с вещами, ведь было огромное количество того, без чего невозможно жить, что может пригодиться и в быту, и в работе. Многие вещи продать здесь можно было только за бесценок, а за сколько их можно купить там? Расставаться же с сотнями книг домашней библиотеки мы не могли и не хотели.

Я не буду перечислять содержимое двадцатичетырехтонного контейнера. Скажу только, в качестве интересной подробности, что мы решили везти семь шифоньеров, по дешевке купленных на распродаже имущества одного общежития. В нашей огромной квартире они выполняли роль склада для швейной продукции. Когда они стояли в контейнере, в них было удобно складывать вещи. А в Болгарии они стали бы дровами, ведь в южном приморском городе Варна, как, впрочем, и во всех городах этой страны, не было центрального отопления, и в зимний период граждане согревали свои жилища печками. И было неимоверное разнообразие таких печек.

В течение двух недель наших сборов я каждое утро приходил в обувной цех Свердловского оперного театра, садился за длинный рабочий стол и вместе с мастерами шил балетные тапочки и пуанты. Изрезав руки до крови толстой дратвой, которой шилась обувь для артистов балета, я полностью постиг процесс изготовления того, чем, кроме многого прочего, можно было торговать в Болгарии. Мастером я не стал, но сшить и показать, как этот делается, я мог. Ни одно предприятие в этой стране не производило балетной обуви, но были театры и хореографические училища. А значит, был спрос, который удовлетворялся исключительно поставками из России от известного производителя, который в ценах не стеснялся, ведь конкурентов не было. И мы, хотя бы теоретически, могли представить удачу сбыта нашего товара.

Я взялся за гитару. Каждый день: час — читка нот с листа, час — разучивание репертуара, который в Болгарии мог быть востребован. Мировые хиты из репертуара самых разных исполнителей, которые я хорошо знал, потому что их знал весь мир, теперь шли в мою исполнительскую копилку, представилась возможность все это сыграть и спеть. В курортный сезон тысячи кафе и ресторанов Болгарии платят музыкантам неплохие для этой бедной страны деньги, в такое время моя основная профессия могла очень даже пригодиться.

Два комплекта промышленного швейного оборудования были приведены в идеальное состояние, снабжены запчастями и расходными материалами, вплоть до машинного масла. Несколько десятков отработанных годами лекал, десятки километров ниток, тысячи застежек-молний, кнопок для одежды, приспособлений для их установки и многое другое. Все это давало возможность открыть швейное производство в любой точке планеты, где есть электричество.

В апреле мы с женой полетели в Варну, где нас с распростертыми объятиями ждал риэлтор. Позже оказалось, что у высокой, стройной блондинки Ирины руки были загребущие, с цепкими когтями, которые гребли все, что только можно, не стесняясь в приемах и средствах. Кидала она даже коренных жителей, несмотря на их всякие высокие посты, ловко обходя законы. Белокурая красавица встретила нас в аэропорту на машине вместе с мужем. Привезла в город, быстро нашла съемную квартиру, хорошую и недорогую, после чего на следующий день мы отправились осматривать варианты нашего нового жилья.

«Идеален центр», так на болгарском назывался район, в котором на тихой улочке стоял наш будущий дом. Название района соответствовало его расположению в городе. Пять минут ходьбы до исторического центра, десять — до моря. В квартире размером 110 квадратных метров были две спальни, кухня, столовая, гостиная, перальня (помещение для стирки и прочих хозяйственных нужд) и два балкона, на одном из которых можно было справлять небольшую свадьбу. Вот только квартира эта была в процессе стройки: бетонный пол, кирпичные стены, бетонные потолки. «За тысячу долларов болгары через две недели превратят это все в хоромы», — говорила Ирина с такой уверенностью, что мы закивали головами — знаем, видели, как в Екатеринбурге эти самые болгары за три месяца отгрохали Театр кукол.

На третий день пребывания в стране мы с владельцем квартиры и Ириной отправились к нотариусу. До этого я сделал несколько десятков звонков одной из своих болгарских знакомых. У нее была подруга, адвокат, и мы хотели, чтобы она проконтролировала сделку. И вот ведь не мог ее телефон сломаться в другое время! Нет! Именно в этот день он у нее не работал, и именно по этой причине мы пришли оформлять сделку без поддержки. Ах, как же была рада наша Ирочка — ее афера удалась! Любой грамотный адвокат, увидев документы на недвижимость, сразу предупредил бы нас, что мы покупаем квартиру без так называемого «акта шестнадцать». То есть в доме, не принятом жилищной комиссией, а проще — на никому не принадлежащей стройке!

Заключив сделку, оставив солидный аванс, мы улетели домой, и там принялись за окончательные сборы. Из тех дней живо помнится только один забавный эпизод. Когда я заказывал контейнер для переезда, сотрудница, с которой я говорил по телефону, назвала сумму, в которую мне обойдутся транспортные услуги. Я опешил — сумма была нереально мала.

— Вы ничего не путаете?

— Вы отправляете вещи в Варну?

— Да.

— Все правильно.

— Да не может быть так мало.

— Все столько платят.

— До Варны, контейнер двадцать четыре тонны?

— Да.

— Не может быть.

— Мужчина! Мне работать надо. Вы спросили, я ответила. Последний раз говорю. Контейнер двадцать четыре тонны до Варны стоит столько-то.

— До Болгарии за такие копейки?

— Какая Болгария? Варна. Челябинская область.

Стало все ясно, оказывается, у нас на Урале тоже есть своя Варна.

Вылет был запланирован на конец июня. Для детей куплены путевки, чтобы первую неделю, пока бравые болгарские мастера превращают половину квартиры в «хоромы», они жили в комфорте. Мы решили скоротать это время у той хозяйки, в чьей квартире обитали при покупке своей недвижимости.

И вот контейнер отправлен. Мы провели последнюю ночь в нашей, уже пустой, квартире на постелях, которые соорудили из того, что нам одолжили наши соседи. Те, с которыми мы прожили в дружбе пятнадцать лет и с которыми расставались навсегда. Утром за нами заехал один из моих друзей и отвез в аэропорт.

Пять часов полета, и вот мы уже проходим таможенный досмотр.

Солнечная страна Болгария начала бить нас наотмашь сразу, как только мы окончательно ступили на ее землю, ведь теперь мы приехали не как туристы, а как иммигранты. А туризм и иммиграция — ох, какие это разные понятия!

Во время полета мы никак не могли найти ключи от нашей новой квартиры. После прохождения таможенных процедур, когда мы формально уже пересекли границу, мне пришла в голову мысль просветить все наши вещи, чтобы найти эти злополучные ключи. Мы подошли к человеку в форме, стоящему около таможенного прибора, просвечивающего вещи пассажиров, и попросили посмотреть, где находится связка ключей. Ушлый болгарин сразу понял — сегодня «его день».

— Вы не на отдых приехали? — спросил он.

— Нет, у нас в Варне квартира.

— А деньги есть с собой?

— Конечно.

— Сколько?

Наличными мы везли с собой пятнадцать тысяч долларов, остальные лежали на карте Visa, о чем мы и сообщили помолодевшему лет на десять от наших слов болгарину. Он с плохо скрываемой радостью показал нам на большой плакат, на котором на нескольких языках сообщалось, что сумму свыше трех тысяч долларов, ввозимую в страну, нужно декларировать. То есть всего лишь написать, что она есть в наличии. При отсутствии декларации все денежные средства конфискуются. Мы были в Болгарии раз пятнадцать, таможенное оформление всегда было очень простым, занимало минуты, и смотреть на какие-то плакаты нам не пришло в голову. И вдруг — отдать пятнадцать тысяч американских долларов за то, что не сказал «господа, у меня есть пятнадцать тысяч».

!!!!!

Чтобы описать наше состояние в те минуты, у меня не хватит таланта, но то, что лет пять жизни из срока, отмерянного мне судьбой, были вычеркнуты радостным таможенником, это наверняка.

Из первой ямы, в которую солнечная Болгария радушно собиралась нас бросить, вытащил нас вовремя появившийся Володя Матвеев. На протяжении всех месяцев пребывания в стране вкусных помидоров и дешевого вина он постоянно вытаскивал нас из бесчисленного количества различных ям, оврагов, капканов, уготованных нам. И делал это очень небескорыстно. Если про таможенника, который вскрыл нарушение правил пересечения границы, можно было сказать, что сегодня «его день», то для Володи весь последующий год был «его годом». Ведь он находился рядом с утопающими и, регулярно бросая им спасательный круг, имел за это хорошие дивиденды. Замечательная работа у него появилась. Постоянная. Хотя почему «появилась»? Он сам ее и создал. Ведь документы для нашей фирмы он оформлял вместе с болгарским другом, который, в отличие от него, был порядочным человеком. Они с женой в период нашей подготовки к переезду пытались написать нам об изменениях в политике страны, которые ставили под сомнение правильность нашего решения о переезде. Но ушлый Вова грамотно, как может сделать только человек, обладающий талантом ловкача, предусмотрительно прервал контакт с этими людьми, и их предостережения не дошли до нас. Впоследствии они рассказали нам, что единственная цель, которую преследовал товарищ Матвеев в отношении нас, выражалась словами «ну, уж пару-то тысяч долларов я у них возьму взаймы». Отдавать их он, конечно, не собирался. А то, что «пару тысяч» ему привезет семья с маленькими детьми, которая в этой поездке разорится… такая мелочь. Впрочем, выкрутасы «доброго помощника» стали нам известны много позже. А сейчас…

Болгарин прекрасно понимал, что деньги, конфискованные государством, не принесут никакой пользы его личному бюджету, и с легкостью вместо того, чтобы положить пятнадцать тысяч американских долларов в карман родины, положил триста в свой. При этом мы были рады, конечно, больше, чем он. Нет нужды объяснять почему.

Так закончилась первая из неприятностей, длинная череда которых нас ждала впереди.

Дети уехали в автобусе турфирмы на курорт Золотые пески, что в пятнадцати километрах от Варны, а мы отправились штурмовать нашу квартиру, ключей от которой мы так и не нашли. Обнадеживало, что у нас были владеющий болгарским проводник Володя и все документы на квартиру. Мы считали, что любой мастер возьмется открыть нашу стальную дверь. Но то, что могло быть нормой для России, не проходило в Болгарии. Первый ключар (мастер по замкам и ключам), которому мы объяснили ситуацию, сразу же закивал головой. Я обрадовался и зря. Если болгарин отрицательно машет головой, это — да, если он кивает, то это — нет. Все наоборот. Следующие два ключара, которых мы нашли в нашем микрорайоне, услышав, что от них требуется, тоже закивали головами — нет. Было совершенно очевидно, что они боятся. Чего? Позже я понял. Всего! Боятся даже в ситуации, когда очевидно, что ничего криминального не происходит, а наоборот, маячит хороший заработок. На всякий случай болгарин скажет «нет» — а вдруг чего не так?

В конце концов отважный мастер, не побоявшийся «смертельного» риска, был найден. Дверь была вскрыта и вставлен новый замок. Наконец-то мы оказались в своей новой квартире, которая через две недели должна была превратиться в хоромы.

Щас!

За три месяца через наше жилье прошли несколько десятков разных халтурщиков, которых объединяло одно — они не умели делать то, за что я платил им деньги. Приходили двое, заливали пол, получали деньги и уходили. Потом мастер-паркетчик сообщал, что мой замечательный паркет из испанского дуба на такой пол не ляжет, потому что поверхность неровная. Приводил своего мастера, и тот переделывал то, за что лишь вчера я уже заплатил немалую сумму. Кафель в огромной ванной нужно было уложить так, чтобы вода из любого угла помещения стекала в сливное отверстие. Но после того как счастливый «мастер» с моими деньгами исчезал, выяснялось, что после пользования душем в углах образуются огромные лужи, никуда «уходить» не собирающиеся. Следующий спец сначала за отдельную плату долбил и убирал финский кафель и только потом укладывал новый. Проверяя результаты его работы, я, уже озверевший от потока оплачиваемого мной брака, смотрел на него так, что он, глядя на мою физиономию, молил Бога, чтобы результаты его работы меня удовлетворили и вода стекала куда положено.

И так делалось всё. После того, как основные работы все-таки закончились, и не за обещанную Ириной тысячу долларов, а за пять этих самых тысяч, и не за неделю, а за четыре месяца, мы с женой достали привезенные из России обои, клей и начали доделывать ремонт сами. Когда все было готово, квартира действительно превратилась в «хоромы». Такое жилье уже можно было выставлять на продажу.

Почему?

Да потому что за эти четыре месяца мы поняли, что жить в такой приветливой внешне стране мы не будем.

Ни за что!

Ведь мы узнали ту правду, о которой, конечно же, не писалось в той злополучной статье. А главное, мы узнали то, чего никогда не смог бы увидеть турист, легко и красиво отдыхающий несколько недель на курорте и посещавший красивую Варну, чтобы поглазеть на достопримечательности. Оставив деньги в ресторане, баре, магазинчике, он видел радостно и искренне улыбающиеся лица официантов и продавцов — милые люди! А чего не радоваться деньгам-то? Им все и везде рады. И болгары тут не исключение.

Когда я работал в свердловском ресторане «Космос», среди артистов варьете постоянно присутствовал цыганский коллектив. Точнее — коллективы, потому что, отработав примерно полгода, группа уезжала, и ее место тут же занимали коллеги-соплеменники. Одна артистическая семья передавала хорошую точку другой. Из череды артистов-цыган мне запомнился один танцор. Он относился ко мне с явной симпатией, потому что раньше был гитаристом, но в аварии сильно повредил руку, что поставило крест на его музицировании. Талантливый человек не смирился с трагедией и освоил искусство цыганского танца. Когда гастроли его семейного ансамбля подошли к концу, за прощальным коньяком он с огромной горечью сказал:

— Самая большая боль в моей жизни — то, что я цыган. Нет на свете более лихой и ненадежной нации, чем мы — цыгане.

И вот признание другого человека. В моем «болгарском» доме внизу работал магазин. Один хозяин, он же продавец, прекрасный человек с высшим образованием и отличным знанием русского. Серьезный меломан, коллекционер, глубоко разбирающийся в джазе… конечно, мы подружились с ним. Как-то я угощал его купленной в его же магазине водкой. Был теплый осенний вечер, мы сидели за столиком напротив его магазина. Я был щедр, он по-своему тоже — не успевал доставать со своей витрины покупаемые мной бутылочки. Они были маленькие, и выстроилась целая батарея. Изрядно набравшись, горестно покачав головой, он вымолвил:

— Я скажу тебе сейчас то, о чем знают все, но никогда нигде никто не скажет вслух. А ведь это самая большая боль, как я узнал. Во всех учебниках истории написано, что наши предки — волжские булгары. А знающие нашу историю люди утверждают, что произошли мы, болгары, от цыганского племени.

На первый взгляд, менталитет русских и болгар очень близок, об этом говорится во многих источниках. Но у нас, проживших в стране лечо уже полгода, сложился свой взгляд. Мы уже поняли, что нас окружают люди, приятные внешне, но порой непредсказуемо странные.

Если болгарин говорит «да» — это, скорее всего, «возможно».

Если болгарин говорит «возможно» — это, скорее всего, «нет».

Если болгарин говорит «нет»… это не болгарин.

Мы уже поняли, что ни одна договоренность не означает, что человек, который что-то обещал, собирается это исполнить.

Помимо толпы халтурщиков, которые бесконечно доделывали нашу квартиру, одолевали нас и обещалкины. Мы договаривались с ними о цене, виде работ, но они просто не приходили в назначенное время. Вот так: нахожу в газете объявление, созваниваемся, человек приходит, проводит измерения, определяет объем работы, подсчитывает стоимость услуг. Жмем друг другу руки, и завтра в девять ноль-ноль… его нет. В десять нет. Звоню. Он сообщает, что задерживается и будет в одиннадцать. Когда я в половине двенадцатого снова звоню, он не берет трубку, и больше я никогда его не увижу. Ну, не понятно это русскому! Не хочешь — не берись, сам ведь объявление в газету дал. Но у болгар так не принято — говорить «нет» там, где он чего-то не хочет или с чем-то не согласен. Как я уже говорил, если болгарин говорит «да»… так вот, если болгарин говорит «да», это вообще ничего не значит, просто НИЧЕГО. Жить в окружении людей, с которыми зачастую трудно договориться? М-да…

Часто говорится, что болгарский и русский языки схожи. Это так и не так одновременно. Действительно, семьдесят процентов слов в наших языках имеют схожее звучание. Но если болгарин в нормальном разговорном темпе будет говорить, русский не только не разберет ни слова, но вообще не поймет, о чем хотя бы приблизительно идет речь. Через полгода жизни в Болгарии, если болгарин спрашивал: «Разбираш ли на български?», — я отвечал: «Разбирам, но не бырзо», — понимаю, но не быстро. То есть если болгарин говорил достаточно медленно, я мог его понять.

Вообще, болгарский язык стоит того, чтобы написать о нем несколько подробнее. В некоторых случаях он был более русским, чем тот, на котором говорим мы, россияне.

Сахар в чай или кофе мы накладываем и размешиваем ложечкой, и почему-то так же мы называем предмет, с помощью которого надеваем туфли или ботинки. Болгары «нашу» обувную ложечку называют обувалка. Ручка для письма — писалка! Шариковая ручка — химикалка! У нас пищу готовит повар, а у них готвач. И продает продавач или продавачка. А вот что случилось, когда я забыл еще об одной особенности болгарского.

Еду из Варны в Софию. Нашел на карте, как можно скосить десяток километров пути, проехав через несколько деревень, а не по автобану. Тем более деревенские дороги у них не хуже, чем на тракте. Чувствуя, что немного потерял ориентир, останавливаюсь около деревенского жителя, спрашиваю. Он понимает, что мне нужно, и начинает объяснять, как проехать. Показывает вытянутой вперед рукой на перекресток, что виднеется вдали, и говорит «направо». Я благодарю и еду, поворачивая на перекрестке направо. Через несколько километров понимаю, что углубляюсь в какой-то лес вместо того, чтобы приближаться к трассе. Разворачиваюсь, чтобы вернуться к крестьянину, и вдруг вспоминаю, по-болгарски прямо — это направо, как мне и сказал пять минут назад доброжелательный селянин!

Кругом чужая речь и чужие люди, чужие по образу жизни, по образу мыслей, с другими понятиями о том, «что такое хорошо и что такое плохо».

Но ведь и это не все.

Нас греет память о русском героизме, и мы думаем, что любовь к нам распространяется на все последующие поколения спасенных нами, в частности, в той же Болгарии, которую освобождали от турецкого ига и фашистского нашествия ценой крови тысяч наших солдат. Но чтобы это помнить, надо иметь действительно духовное родство.

Когда болгары были с нами в одном социалистическом лагере, мы для них были «старшим братом», который никогда не отказывал в помощи. Прекрасная природа, море, солнце, земля, в которую «воткни черенок от лопаты — вырастет персиковое дерево», этого всего мало для обеспеченной жизни. А все, чего не хватало, дополнялось в ходе взаимных обменов, когда был Советский Союз. Они нам помидоры, мы им бензин. Они нам лечо, мы им газ. Они — вино, которым вся Европа завалена — пей не хочу, мы — химические комбинаты, которые до сих пор составляют основу промышленности страны. И в результате — прекрасная жизнь в прекрасной стране, достаток в каждой семье и благополучие в государстве. Но вот социализм закончился, поток того, без чего жизнь любой страны обрастает проблемами, тоже. И… о чудо! Один за другим исчезают признаки большой любви.

Стою в магазине за колбасой. Первая покупательница — болгарка, покупает тот же сорт, который нужен мне. Продавачка берет колбаску, отрезает металлическую проволочку, которая крепит оболочку, взвешивает, отпускает товар. Женщина уходит. Со следующей покупательницей происходит то же самое. И вот моя очередь. То, что я русский, продавцу известно, потому что я единственный в этом районе из России. Хозяйка прилавка, не отрезая проволоки, кладет колбасу на весы. Я издаю несколько звуков, вроде — проволоку-то убери. Она делает вид, что не понимает, хотя по лицу видно — все ей понятно. Тогда я, сделав страшную рожу, цежу свозь зубы что-то далеко не дружелюбное. Продавщица бледнеет, беспомощно озирается, трясущимися руками убирает проволоку, взвешивает, называет сумму, и, когда я ухожу, то вижу в стекле витрины, как она фартуком вытирает пот со лба. Значит, тут больше страха, чем любви.

Ну, и главное, власти последовательно проводили линию на выживание из страны граждан бывшего СССР. Поток законов о правилах пребывания в Болгарии этой категории жителей не прекращался. Выходили они каждые полтора-два месяца, причем каждый последующий перечеркивал предыдущий. А оформление жизни по новым правилам — это деньги, деньги, деньги. И нервы, нервы, нервы. Через полгода мы поняли, что рассчитывать на нормальную жизнь в солнечной Болгарии — наивно, глупо, а порой и опасно.

Мы стали готовиться к отъезду. И главной проблемой теперь оказалась продажа нашей квартиры. Такое жилье было не по карману среднестатистическому болгарину. Несколько месяцев наше объявление о продаже выходило в газете «Недвижимость», раз в неделю приходили потенциальные покупатели. Смотрели, видно было, что им нравится, но они уходили, и больше мы их не видели.

Месяцы шли, деньги таяли. На месяц жизни я заработал, продав в антикварную лавку несколько сотен юбилейных медалей СССР, значков, монет и прочей исторической мелочи, среди которой был даже китель капитана милиции. Все это я запечатал внутрь звуковых колонок для магнитофона, по всем правилам контрабанды. И зря парился. Когда я приехал оформлять контейнер в отдел таможни, офицер, прочитав мою анкету, спросил: «Так вы и есть тот самый Костюков, гитарист?» Я ответил утвердительно. Посмотрев на огромную очередь, выстроившуюся около его кабинета, он сказал примерно следующее: «Вы меня не знаете, но я еще в студенческие годы был поклонником вашего университетского ансамбля, поэтому не буду я обижать искусство и не буду у вас ничего досматривать. Сомневаюсь, что вы наркоту или оружие везете. Вот вам пломба, поставите ее на контейнер сами и скажете, что я раньше осмотрел у вас все. Счастливого пути». Так что мои усилия для укрытия сомнительной ценности антиквариата были совершенно напрасными.

Не знаю, можно ли расценивать то, что мы сделали потом, как взятку Господу… Может, это просто совпадение. Но произошло вот что.

У нас в семье хранилась икона Николая Чудотворца, завещанная мне бабушкой, было ей лет сто, не меньше. Примерно в полметра высотой, она была заключена в красивейший, покрытый сусальным золотом киот. Очень красивая и дорогая. В один их дней мы взяли ее, завернули в простыню и отнесли в храм святой Петки, что находился в двух сотнях метров от нашего дома. У болгар Петя, Ваня — женские имена. И святая Петка носила при жизни именно такое имя — Петя.

Когда мы зашли в церковь и сказали, что хотим подарить эту икону храму, священнослужитель, к которому мы обратились, вытаращил на нас глаза. Несколько раз переспросил, потом умчался во внутренние помещения. Через несколько минут к нам вышли все, кто служил в храме. Батюшка принес фломастер и попросил, чтобы на обороте иконы мы сделали надпись:

Когда мы через несколько дней зашли в храм помолиться, мы не увидели нашего дара. Задав вопрос, мы получили ответ: «Это самая дорогая и красивая икона нашего храма, она будет выставляться только в большие праздники». И действительно, в день святого Николая Угодника, когда народ валом валил в храм, наша икона стояла у самого входа, и каждый входящий прикладывался к ней, клал вознаграждение и только после этого проходил внутрь.

Она и по сей день хранится в храме, и когда мы приезжали с женой на отдых, всегда приходили повидаться с ней.

Так вот, на следующий после этого события день к нам пришел реальный покупатель! Моряк, работяга, он сказал, что такой суммы, которую мы хотим получить за квартиру, у него нет и никогда не будет. Единственная возможность купить такую шикарную недвижимость у него появится, если мы согласимся продать за те деньги, которые у него есть. И назвал сумму, за которую мы купили «стройку». То есть пять тысяч долларов, которые мы выложили за ремонт, должны были стать подарком.

Мы думали недолго. Появился реальный шанс выбраться из ямы, в которую нас бросила судьба, и мы не упустили его. Ударили по рукам. Болгарин попался честный и порядочный. Через месяц наша сделка состоялась, но отправиться на родину не получалось. Потому что испытания наши не закончились.

Прежде чем я опишу, что с нами приключилось после продажи квартиры, маленькое отступление. На каждое правило есть исключение. Все, что я понял о болгарах, не касалось нескольких людей, которых нам послала там судьба. С русской женщиной Тамарой, много лет назад вступившей в брак с болгарином Димитром, мы познакомились случайно на рынке, где она торговала фруктами. Когда мы рассказали, что собираемся купить в Варне жилье и переехать жить, она дала свой адрес и телефон. Впоследствии они с мужем помогали нам много и бескорыстно. Неутомимая оптимистка, она ходила с нами по магазинчикам и лавкам, предлагая для продажи наши швейные изделия, искала печку, когда наступили холода, не перечислить всего, что сделала она для нас в то трудное время. Перед самым отъездом мы вчетвером даже жили в маленькой квартирке Тамары и Димитра, в которой кроме хозяев ютилась еще и их дочь с двумя детьми.

Иванка Владимирова, Веселин Ковачев, Петко Великов, Иван Николаев-Терзиев. Перечисляю их имена на тот случай, если вдруг эти строчки попадутся им на глаза. Пусть знают, что с тех пор прошли годы, но не исчезли из моей памяти добрые воспоминания о них.

Итак, когда квартира была продана, нам оставался примерно месяц на то, чтобы оформить переезд домой. Новый владелец согласился ждать сколько нужно и даже предложил в качестве грузчиков при переезде своих друзей — моряков, причем по-болгарски бескорыстно: в обмен на кубометр паркета из испанского дуба, оставшегося у меня после ремонта.

Грузовые паромы в Россию ходили из Бургаса, который находился в двухстах пятидесяти километрах от Варны. Ехать в пароходство мы собрались на стареньком «Запорожце» Тамариного мужа.

В то время они жили в деревне, которая стояла по пути в Бургас, и чтобы не гонять машину туда-сюда, я решил добраться до них на рейсовом автобусе. Точнее, собрался ехать в назначенный день.

Когда я вышел из дома, сразу увидел то, чего в Болгарии не было уже пятьдесят восемь лет, — снег. Я не обратил особого внимания на покрывшие все десятисантиметровые сугробы — подумаешь, снег — невидаль для уральца! Но только когда я пешком добрел до автовокзала и попал внутрь, понял — это для меня «просто выпал снег», а в Болгарии такое явление — стихийное бедствие.

В теплой балканской стране обычные для России зимние осадки — это катастрофа! Все рейсы или отменялись, или задерживались. Потом опять задерживались. Через четыре часа я понял, что автопередвижение в стране парализовано. По телевидению без конца показывали новости, в которых сообщалось, что на помощь населению мобилизована армия, что в стране введено особое положение. Количество автомобильных аварий превышало все мыслимые и немыслимые пределы. Про зимнюю резину болгары даже не слышали, а на летней по снегу, да без малейшего опыта… На обратном пути я увидел, что на улицах разбитых машин было гораздо больше, чем тех, которые со скоростью три-пять километров в час пытались доползти до парковки.

Один мой знакомый говорил: «Мне сорок лет, и я первый раз в жизни держу в руках снег. Раньше я видел его только в кино».

Вся эта «экзотика» отодвигала наш переезд на неопределенное время.

Наш дом, как и почти все дома в Болгарии, был построен «в один кирпич», то есть толщина стены составляла пятнадцать-двадцать сантиметров. Температура в квартире упала до двух-трех градусов. Я помчался искать печку. В нашем доме, как и в любом другом, каждая квартира был оборудована дымоходом. Вся Болгария в зимний период отапливалась печками, обогревателями, центральное отопление с батареями было такой же редкостью, как у нас камин в квартире. На солярке, на газе, на дровах — каких только не было видов и типов! Болгарин никогда не выбросит пластиковую бутылку от кока-колы или старую косметичку жены в мусор. Все в печку!

Я купил красивую, с «золотыми» ручками чугунную «буржуйку», внутри облицованную специальным термостойким и сохраняющим тепло кирпичом. Установил ее в гостиной. Болгары на холодный период ставят обогревающий прибор только в одно помещение, обогревать всю квартиру безумно дорого. И в этом единственном теплом месте сидят всей семьей, спят, принимают пищу. Это, кстати, сближает членов семьи — все время вместе, в тепле, когда вокруг холод.

Дров хороших не было нигде. Продавались рубленая акация, клен и прочее, что никак не годилось для топлива. Несколько раз мы покупали «экобрикеты» — дрова из прессованных опилок. Все перечисленное горело кое-как, отдавая мало тепла, и чтобы разжечь такое топливо, для растопки нужно было что-то хорошо горящее. В дело пошли наши шифоньеры. Все шесть штук. Потом книги. Полного собрания сочинений Голсуорси хватило на пять дней саги о растопке. Прекрасно горел «буревестник революции». Перебирали фотографии, со многими расстались, горели они хорошо, для разогрева болгарских дров подходили отлично. Вспоминались кадры из фильмов о блокадном Ленинграде. Успокаивала мысль: по сравнению с ленинградцами у нас райская жизнь. Лифта в доме так и не установили, только шахта, заколоченная досками, чтобы никто не упал, напоминала о том, что когда-то это удобство все-таки было предусмотрено проектом. Так что купленные дрова мы поднимали вручную на лебедке на свой шестой этаж. Я снизу крепил охапку деревяшек, жена с дочерьми втроем тянули за веревку и поднимали ее наверх. Чтобы не тратить газ, а баллоны заканчивались очень быстро, как заканчивается вообще все, за что надо платить, когда печка раскалялась докрасна, жена готовила на ней пищу, грела воду. Печка топилась днем, за ночь все выстужалось, поэтому мы спали в брюках, штанах, свитерах, шерстяных носках и даже иногда в шапках. Несколько одеял сверху, это само собой. Утром я растапливал печку, и когда температура в комнате немного поднималась, вставали жена и дочери. Как-то я увидел стоящий на остывшей печке стакан, в котором с вечера оставленная вода превратилась в лед, значит, температура за ночь опустилась ниже нуля градусов.

Через неделю такой жизни стало ясно, что потепления ждать нельзя — увидим ли мы, как тает снег, неизвестно, а вот как таят деньги, мы наблюдали каждый день.

Я поехал в деревню к Тамаре и Димитру. Страна приспосабливалась к жизни, в которой существует снег. Автобусы с колесами, обмотанными цепями, тихонько ходили по обычным маршрутам. Каким-то чудом мы с Димитром доехали до Бургаса, где я заплатил за доставку нашего контейнера до Новороссийска грузовым паромом «Средец» и за четыре пассажирских билета на него же.

Кстати, на момент экологической катастрофы наше общение со «спасателем» Владимиром Матвеевым прекратилось. Это была классика разрыва отношений должника, который не собирается отдавать долг, с кредиторами. Он нашел микроскопических размеров повод для обиды, конечно же, смертельно обиделся, и на этом наша «дружба» закончилась. Тысяча баксов, гигантская для Болгарии сумма, навечно осталась в его кармане, а мне досталась его расписка, которую я чудом вырвал у него и которая по сей день лежит среди моих документов.

Кто знает, может, она и «выстрелит» когда-нибудь?

Итак, домой!

На таможне в Бургасе болгарские взяточники нанесли нашему бюджету последний, можно сказать, символический удар — чтобы помнили!

На паспортном контроле выяснилось, что у дочерей не стоит отметка паспортного стола об убытии. Таможенники отводили их в сторону, спрашивали, как зовут меня, сколько мне лет и многое другое. Те же вопросы задавали про жену. Позже мы поняли — они принимали нас за сутенеров, которые привозили в страну молоденьких проституток. С ума сойти! Видно, тут это практикуется, коли спрашивали.

Сообщив, что без этих отметок они не могут выпустить наших девочек из страны и увидев мою ошарашенную физиономию, офицер сразу успокоил меня, сказав на русском: «Не волнуйся, не так все плохо, как бы это тебе сказать — я хочу кушать, у меня тоже семья, понял?» Вместо ответа я вынул из кармана все оставшиеся болгарские деньги.

— Это все, что у нас есть. Еще четверо суток идти до Новороссийска.

— Давай, не обижу, я же не зверь, — сказал болгарин.

Взяв деньги, он начал беззвучно шевелить губами. Я понял — вычисляет сумму наших командировочных, которую может пожертвовать нам из уже своих денег. Что-то у него не получалось, и он решил сделать проще: поделить «по-братски» — половину себе, половину мне. Это были последние деньги, которые оторвала от меня солнечная Болгария.

Спасибо, что не забрал все, о, щедрый брат по православию!

И вот Новороссийск. Когда мы сошли с парома, встали в конец очереди к будке паспортного контроля и высунувшийся из нее офицер закричал: «Есть четверо русских, проходите без очереди!» — жена заплакала — МЫ ДОМА.

Добрались до гостиницы и разместились в двух номерах. В нашем с женой номере я включил телевизор. Потом свет в ванной, все светильники и люстру. Открыл на полную катушку краны с водой. Гуляй, Вася! В Болгарии мы с ума сходили от счетов за воду, электричество. Принимая душ, я стоял в тазу, чтобы потом эту воду вылить в унитаз и таким образом сэкономить. Никогда не горел свет в помещении, где никого нет, — за свет приходилось платить огромные суммы. Болгары вынуждены строго экономить, и мы делали то же самое. Я до сих пор, находясь в гостях, хожу и выключаю ненужный свет, не могу привыкнуть к тому, что МЫ, РОССИЯНЕ, ПОЧТИ ДАРОМ ПОЛУЧАЕМ ТО, ЧТО В ДРУГИХ СТРАНАХ СТОИТ ОЧЕНЬ ДОРОГО. ЦЕНИТЕ ЭТО, СОГРАЖДАНЕ!

Мы обустроились к часу ночи, и я отправился в круглосуточный гастроном. Это было шоу, на которое сбежались все продавцы.

Я, жадными глазами глядя на продукты, покупал.

— Это что, кефир? Давайте. А это колбаса, давайте полукопченую, докторскую и пельмени. О, сыр! Кладите. Ух ты, селедка! Беру. Черный хлеб, классно, булку. И батон, и сгущенку. Ого, масло сливочное — пачку и вторую шоколадного.

— Мужчина, вы откуда? Вроде на освобожденного не похожи, волосы длинные, как у артиста, и лицо интеллигентное, — с участием стали спрашивать продавцы.

— Девочки, милые, я из-за границы. У них ничего этого нет. Вместо масла — маргарин, колбаса — дрянь, кефира нет — они йогурт дуют. Молоко только кислое. Спрашиваешь: «молоко свежее?», отвечают «свежее», то есть свежее кислое молоко. Селедка, черный хлеб — экзотика. Сыр только соленый. Хлеб ихний — пенопласт по сравнению с нашим. О пельменях вообще понятия не имеют.

Сорокалетние «девочки» с пышными российскими формами сочувственно качали головами.

Два дня мы отъедались, нанося большой ущерб желудку.

Конечно, были в Болгарии очень вкусные блюда. Скара — металлическая решетка для приготовления мясных и рыбных блюд на огне, была в любом деревенском доме. Все, что на ней готовилось, было, как говорится, пальчики оближешь. После приготовления еды она никогда не чистилась, мало того, это даже в голову не могло прийти болгарину. За многие годы использования то, что намертво прикипало к ней, делало ее своеобразной визитной карточкой хозяев. Когда на скаре готовилось очередное блюдо, аромат растекался по всей деревне. Причем каждая скара имела свой, только ей присущий оттенок запаха. Любой житель деревни безошибочно определял, у кого сегодня праздничная трапеза, ведь каждая скара пахла по-своему.

Десятки, а то и сотни литров ракии стояли в укромном месте в каждом болгарском жилище. Изобилие фруктов было таким, что они практически ничего не стоили. Важно было только заиметь самогонный аппарат, на котором можно было гнать фруктовую водку. В каждом микрорайоне любого населенного пункта было место, куда жители, записавшись заранее, несли уже готовую для перегонки фруктовую жижу. И, что приятно удивляло, водка была в каждом доме, а алкоголиков не наблюдалось. За все время пребывания там я не встретил ни одного пьяного болгарина.

Но теперь болгарские водка и закуска остались уже только в воспоминаниях. А мы вовсю наслаждались родной едой, такой привычной и ужасно вкусной.

При оформлении контейнера Болгария умудрилась, хотя и косвенно, еще раз легонько тряхнуть наши истощенные карманы. Выяснилось, что стоимость вещей в контейнере оценена в германских марках. Но несколько дней назад как раз к моменту нашего возвращения этот вид валюты перестал существовать, Германия перешла на евро. Решение этого вопроса обошлось мне в сущие пустяки, я сбегал в магазин и купил два торта, чтобы таможенным девушкам в погонах было чем заесть мои две бутылки шампанского.

Через неделю мы вышли на перрон из поезда «Новороссийск — Екатеринбург».

В тайничке лежали оставшиеся от балканской авантюры деньги, на которые нам предстояло купить жилье. Бездомные, мы еще не знали, что за время нашего отсутствия цены на него выросли в четыре раза…

Но это уже совсем другая история.