|
|
|
|
|
Родина малая — свет в мои окна…
Письмо в «Проталину»
Родился я в Сибири в далеком 1936 году, 26 ноября, в селе
Верблюжье, что расположено в долине реки Иртыша в 70 километрах севернее города
Омска. Школу окончил в 1955 году в таежном селе Седельниково Омской области. В
1960 году окончил Свердловский горный институт им. В.В. Вахрушева. Вся трудовая
биография связана с Уралом. В 1988 году я получил звание «Почетный транспортный
строитель России».
Мое поэтическое творчество делится на два периода. Первый —
шестидесятые-семидесятые годы — участие в литературном объединении им. Михаила
Пилипенко при свердловской областной газете «На cмену!». Активно печатался в
периодике. В восьмидесятые-девяностые годы у меня был перерыв в публикациях,
связанный со значительной производственной нагрузкой и событиями в стране.
Однако поэзию, по возможности, не забывал.
В 2002 году переехал с семьей из Екатеринбурга на свою
малую родину — в село Верблюжье, где начался и продолжается второй период моего
поэтического творчества.
Довелось публиковаться в разных краях — на Урале, в
Бурятии, в Омской области. Печатался в журналах и антологиях. Вышли три
авторских поэтических сборника — «Листая прошлого страницы», «Рядом с тревогой
надежда», «Месяцеслов». Награжден медалью в честь 200-летия М. Ю. Лермонтова.
С журналом «Проталина» мне посчастливилось познакомиться в
2010 году. С тех пор практически ежегодно, после пребывания в Екатеринбурге, я
возвращался домой, в Сибирь, с очередным номером журнала.
Притягивает содержательная многоплановость публикаций, территориальная
многоширотность от больших городов до малых поселений, а главное, что бы я
отметил, на страницах журнала в прозе, стихах, фотографиях представлены наши
честные, чистые, своеобычные, интересные люди.
Я отдал Уралу, Екатеринбургу (считая студенчество) десятки
лет активной жизни, чем и горжусь! Отбыл я на свою малую родину, согласуясь с
хорошей русской пословицей «где родился, там и сгодился».
«Проталина» для меня — живая связь с Уралом, с моим
городом. С приливом ностальгических чувств читал я воспоминания первого
инициатора и руководителя литературного клуба имени Михаила Пилипенко Светланы
Марченко, продолжателя этого дела Виктора Соколова. Я был в числе первых
«призывников» этого клуба. В памяти высветляются имена друзей-товарищей по
литературным дерзаниям: Юры Лобанцева, Тамары Чуниной, Володи Кочкаренко, Андрея
Комлева, Феликса Шевелёва, Валеры Деткова и многих дорогих моему сердцу людей,
искренне любивших поэзию. Публикуемые на страницах «Проталины» произведения
вызывают благие чувства к авторам и людям, делающим удивительный и нужный
журнал. Длительное время, воспринимая высокую планку «Проталины», меня смущало
желание предъявить журналу свой поэтический опыт. Однако дружеское обращение к
читателям и желание обрести новых авторов решило исход моего желания.
Валентин Ферулёв
***
Живу на земле,
земле моих предков,
потом политой,
пропитанной болью —
не гость наезжающий
на родину редко,
а туго повязанный
с нею любовью...
Родина малая —
свет в мои окна:
каждое утро
восторги зари,
будто раскинув
ночные полотна,
каждое утро
летят снегири
над Иртышом,
над озерными чашами,
над серой деревней,
над кладбищем серым,
над быта завалами,
глухо молчащими,
над пашней заросшей,
над лесом горелым...
Покорная боли,
неясной судьбе,
родина малая,
голос твой где?..
***
Утро моросит туманом —
мокрит листву,
травищу тоже...
Должно быть,
вышел слишком рано —
утро на озноб похоже.
Ушла последняя звезда...
День будет явно непогожим.
Скворец метнулся от гнезда,
мой взгляд за ним
метнулся тоже.
Туман от мокрого порога
скользит в низины осторожно...
Скользит в душе моей тревога,
и у скворца,
я знаю, тоже.
***
На темном бархате сосен
проступает березами осень...
С колокольни,
где бредит звонарь,
солнце варит осин киноварь.
Даль сквозная...
Звоны, как листья,
с колокольни падают вниз,
над моею тропою зависли,
исполняя осенний каприз...
Ветхий дом лесника
при дороге,
в окнах
стынут костры из герани,
ощущения смутной тревоги
переходят запретные грани.
То ль тревожит закатный пожар,
где полнеба бездымно багрит,
то ль надежд остывающий жар
душу чуткую так бередит...
Ощущая тревожную хмарь,
я спешу через мой листопад,
подожди меня,
добрый звонарь,
давай вместе ударим в набат.
В закатном сентябре
Багряным пламенем подлесок
однажды вспыхнул на заре —
многозначителен
и резок
огонь в закатном сентябре.
Кострищем шалые осинки
под разноцветием берез...
С прощальной зелени
слезинки
падают в разливы рос...
Художник истину искал
в тебе,
загадочная осень,
твоими красками писал
икон божественную проседь...
Берез златые купола
уходят в дали заревые,
из бронзы солнечной литые
звонят небес колокола...
Воспринимаю красоту,
живую,
чувственную просинь
и, не крестясь,
свой крест несу
в свою неистовую осень.
Поздняя осень
Улетучилось диво,
пришли непогоды.
Стального отлива
в озере воды.
Берег мездрой
от болотины черный —
кочкарник речной,
кочкарник озерный...
Дальше за ним
огороды на взгорье,
над трубами дым,
а, может быть, горе...
А, может быть, радость
хлопочет у печек,
а, может быть, старость
теплом спины лечит...
Деревня на вечер —
усталый закат,
редкие встречи,
прищуренный взгляд...
Власти блефуют —
какая беда?..
Деревня дрейфует —
дрейф в никуда.
Словечки — укосины,
думки — опоры,
ветер разносит
житейские споры...
Большая деревня —
разные судьбы...
Чернеют деревья,
как в мантиях судьи.
***
По всей России,
по Европе
сквозной без рубежей Некрополь —
сибиряки покойно,
просто
лежат безмолвно на погостах.
Простые русские Иваны
/Андреи, Александры, Кости.../
одной вселенской
рваной раной
безмолвно стонут на погостах.
В земле вихрастые задиры
и те, кто был не без седин —
политруки и командиры
своих трагических судьбин.
Кровавым потом,
а не зельем
взрывая страх перед врагами,
руками обнимая землю,
оберегли ее телами...
А из глубин десятилетий
глядят, безгрешны и юны,
те — не родившиеся дети
тех — не вернувшихся с войны...
***
Памяти И.Ф. Мартынова, погибшего в Берлине
Исход апреля...
Сорок пятый год.
Берлин.
Последние сраженья...
Враг обречен на пораженье,
а по земле... весна идет...
Весна от утренней зари
и от заката до рассвета
стерильным
яблоневым цветом
бинтует раны у земли.
Рассвет восходит над туманом...
Прошла команда по цепочке —
будут жертвы,
будут раны,
но надо ныне ставить точку.
С великой правдою солдата
поднялся в свой последний бой
Иван Мартынов,
дядька мой,
войну прошедший без санбатов.
Ударил вражий пулемет,
и пал солдат
в той крутоверти —
вершина жизни,
смерти взлет,
вернее, взлет его бессмертья!..
За россию, за тебя
Перед поэтом
в серых шинелях
юноши встали.
С. Гудзенко «У памятника»
От Времен седоголовые
у закрая тополя —
терпеливые,
безмолвные
глядят задумчиво в поля...
Там, за туманом,
перелесками,
где свод сближается с землей,
ветра бунтуют бестелесные
над безымянною судьбой,
над поименными могилами
в просторах ратных
за рекой,
где боль и месть,
собравшись с силами,
исход решали Мировой.
Фронт и Тыл —
где было легче?
В атаке смерть или в беде?
А жизнь?
Как памятник навечно
той драматической судьбе...
С тех пор
бессмертьем опаленные,
за Мать-Россию,
за тебя,
без Имен
и Поименные
стоят на линии огня!..
|
|
|
|
|
|