В 1990 году я выпустил свой первый сборник стихотворений. К
этому времени авторы уже издавались на собственные средства или на деньги
спонсоров и сами занимались реализацией своих книг.
Жил и работал я тогда на Сахалине. Успешно продавал книгу в
Южно-Сахалинске, стоя с ней в людных местах. А, приехав в отпуск в Екатеринбург,
занялся тем же и здесь. Надо сказать, что в то время люди шли на поэта «живьем»
неплохо, обретая со сборником и автограф.
На улице Вайнера (тогда она еще не превратилась в рынок) ко
мне даже выстроилась небольшая очередь. В ней был человек лет шестидесяти с
девочкой-школьницей. Он полистал и охотно купил книгу. Но уходить не торопился.
Когда торговля пошла не так бойко, мы разговорились.
«Юлий Самуилович Самойлов, писатель, — представился
незнакомец. — А это моя дочь Мария». Маша ела мороженое и смотрела на мир с
доброй детской улыбкой. По возрасту она годилась отцу во внучки.
Из разговора я узнал, что мой новый знакомый — автор трех
книг детективных повестей и рассказов, которые, выйдя из печати, быстро
разошлись. Но главное его произведение — книга «Хадж во имя дьявола»,
насчитывающая более тысячи страниц. Она издана в США на английском языке. А
здесь, на Родине, Самойлов пока что выпустил только первую часть этой
автобиографической вещи. Ее образно можно назвать осиновым колом, который автор
вонзил в ушедший строй. Тем паче, что тираж издания — 100 000 экземпляров. Для
сегодняшней ситуации в издательском деле цифра, можно сказать, фантастическая.
На этой почве — полном неприятии коммунизма, начиная с
доктрины и до исполнения, — мы и сошлись. Родство наших взглядов он уловил
сразу, с первой страницы моего сборника. Договорились встретиться. Юлий
Самуилович хотел взять подборку моих стихотворений и предложить ее газете
«Клип», порожденной вихрем перестройки, которая, вопреки ожиданиям Михаила
Горбачева, не укрепила, а разрушила коммунистическую систему.
Сразу скажу, что благим намерениям моего нового знакомого
не суждено было сбыться. Вскоре газета «Клип» получила кляп, ибо строй менялся,
а удавка на шее литераторов оставалась. Правда, из идеологической она переросла
в экономическую. Но сути это не меняло.
Однако через пару дней мы сидели с Самойловым у меня дома
за чашкой чая. По его просьбе я читал свои последние стихи. Он слушал
внимательно, изредка подбадривая меня кивком головы. А потом начал читать свои —
в духе раннего Гумилева.
Я был приятно удивлен тем, что мой новый знакомый еще и
поэт. Но меня ничуть не поразили направленность, интонации стихотворений. Они
вытекали из его внешности конквистадора. Когда я начал бывать в гостях у Юлия
Самуиловича, всегда с большим интересом рассматривал два его портрета,
написанных красками. Их создали разные художники. На одном Самойлов — в белом
кителе. Это портрет завоевателя новых земель, бесстрашно смотрящего в будущее.
На другом он изображен в темно-красной мантии магистра могущественного ордена.
Казалось бы, два различных типа, но сходство с оригиналом
на обоих портретах было поразительное. И не только внешнее. Оба полотна источали
ум, волю, одержимость. Когда-то Генрих Гессе сказал, что в человеке живет тысяча
«я». Конквистадор и магистр — два основных «я» Самойлова. Они прекрасно
уживались в нем, дополняя друг друга.
После стихов разговор как-то сам собой зашел о судьбах
Родины. Достаточно было нескольких фраз, чтобы понять: наши взгляды на то, что
произошло с Россией в 1917 году, и оценки советского периода не расходятся. Мне
понравилось, как он четко сформулировал мысль:
— СССР изначально возник как уголовно-мафиозное
государство. У большевиков — три задачи: захват власти, удержание ее и
распространение в глобальном масштабе. Причем любыми путями и способами.
Это убеждение пришло к нему ценою страданий и крови. Более
20 лет отбыл Самойлов в советских концлагерях. Но обо всем — по порядку.
Беседа наша в тот день затянулась допоздна. Мы жили в одном
— Юго-Западном — микрорайоне, однако транспорт уже не ходил, а пешком до дома
Самойлова — минут тридцать. Я предложил гостю проводить его. Правда, сделал это
больше из вежливости, так как моя сломанная в отпуске нога к тому времени еще не
зажила. Перелом был пустяковым, однако гипс мне наложили, и от прогулок лучше
было бы воздержаться.
Юлий Самуилович знал о моей травме, но от предложения не
отказался. Меня это не столько огорчило, сколько удивило, ведь деликатность,
интеллигентность моего гостя не вызывали сомнения. Позднее, когда нам с ним
довелось снова идти по ночному городу, я понял, почему он не хотел оставаться
один на темных улицах. Самойлов опасался провокаций, потому что никогда не
скрывал своих антикоммунистических взглядов. Высказывал их и в приватных
беседах, и в интервью, которые брали у него корреспонденты всевозможных СМИ.
Кроме того, он действительно был магистром — возглавлял Урало-Сибирское
отделение монархической организации «Российский Имперский Союз-Орден», созданной
белогвардейцами-эмигрантами.
Можно себе представить, какой костью в горле был писатель у
коммунистов и сочувствующих им в России, только-только начавшей тяжело, в
судорогах выблевывать отраву марксизма-ленинизма!