Так бывает: захочется пить —

так уж пить непременно из бочки.

Я устал ничего не любить,

кроме родины, лета и дочки.

Над плитой — в три ряда ползунки,

как линялые шкурки овечек.

Я устал на чужие звонки

отвечать, будто автоответчик.

Тает в небе луны каравай;

всходит солнце, заплывшее жиром.

Из норы выползает трамвай —

я устал быть его пассажиром.

Между делом кончается век

календарный, трясясь по ухабам.

Я устал имитировать бег

по делам, магазинам и бабам.

Пестрый холст циркового шатра

издевается каждою гранью.

Я устал унижаться с утра

перед всякой законченной дрянью.

Непопутные волны «Арго»

отнесли к берегам Иудеи.

Я устал ненавидеть того,

кого должен жалеть, по идее.

Постовой в мушкетерском плаще

на морозе нелеп, но опрятен.

Я устал отмываться вотще

от родимых и солнечных пятен.

Облака — тяжелее свинца,

только красно-коричневой масти.

Я устал повторять без конца

«извините», «до завтра» и «здрасьте».

В тесной ванной, похожей на склеп,

точит ржа закаленные трубы.

Я устал пережевывать хлеб,

измельчая последние зубы.

Холодильник, как спящий медведь,

час от часу вздыхает глубоко.

Я устал ничего не иметь,

кроме имени, пайки и срока.

Белый рой возвратившихся мух

вновь усыпал сосулечье вымя.

Я устал разговаривать вслух

с убежденными глухонемыми.

За подкладку запавшая медь

на ошейнике — чем не камея?

Я устал ничего не иметь —

и устать-то, как след, не умея.

Дело — серую муку молоть

из муки — легче легкого пуха.

Я устал укрощать свою плоть,

повинуясь велению духа.

Из воды ж, как ее ни толочь,

не получится снежная пудра.

Я устал укорачивать ночь,

засыпая под самое утро.

И на тысячу верст впереди

маршируют шеренгами будни.

Я усну — ты меня разбуди

в сорок восемь часов пополудни,

нанизав на фитиль позвонки

завалявшихся в тумбочке свечек.

«Вечер добрый, на ваши звонки

отвечать будет автоответчик…»