Молодой офицер Серафим в госпитале Свердловска знакомится с медсестрой Ниной. И дарит ей на память свою фотографию с подписью: «Ивашкин Серафим Сем. Госпиталь. Ноябрь 1941 г.» Вылечившись от ран, перед возвращением на фронт он на фотографии допишет: «На память дорогой жене 23/XII 41 г.»

Они так и не успели зарегистрировать свой брак, поэтому в моем свидетельстве о рождении, датированном сентябрем 1942 года, в графе «Отец» стоит прочерк. Жестокий религиозный родитель моей матери выгнал ее с «незаконным» ребенком из дома.

Когда пришло сообщение о том, что Ивашкин С. С. пропал без вести, мать сразу ушла на фронт. Меня, восьмимесячного, она передала своей пятидесятилетней тетке Анне Михайловне Каргуевой и ее гражданскому мужу Александру Дмитриевичу Онохову. Своих детей у них никогда не было, но они не сдали приемыша в детдом, а стали мне настоящими папой и мамой. Они жили тогда в подвале в полной нищете. На сохранившемся у меня фото видна вентиляционная труба, ведущая из того подвала. Так как семья «снимала» подвал, у них не было никаких прав хотя бы на клочок земли для посадок: вся придомовая территория принадлежала только хозяину.

Именно Александра Дмитриевича Онохова я считаю своим отцом.

Отец родился в Чермозском районе Молотовской (сейчас — Пермской) области в 1896 году. Окончил три класса церковно-приходской школы. Служил в Красной армии в 1918 году в городе Перми в инженерном отделе при управлении особых формирований. Работал электриком на электростанции. Окончил курсы бухгалтеров.

Отец сильно увлекся фотографией, купил фотоаппарат «Фотокор № 1» первого выпуска с затвором «Compur» (1930—1931 гг.). В начале 1930-х годов стал членом всесоюзной организации «Союзфото» и фотокорреспондентом уральской газеты «Путевка». Его фоторепортажи публиковались также во всесоюзном «Гудке».

В редакции «Путевки» я нашел первое упоминание об отце в газете от 11 декабря 1933 года. А как автор фотоработы он представлен в номере от 8 августа 1934 года.

Репортажи и очерки отца показывают, как стремительно растет круг его тем и интересов. Детские ясли, сады, школы, кружки — авиамоделисты, конькобежка, легкоатлет. И неизменно снимки передовиков — и портреты, и группы. Он снимал эпизоды из жизни армии. Не упускал ни одно важное событие в жизни страны, например такое, как отмена карточек. Любил делать фотоэтюды. Кстати, над фотографией джаз-оркестра есть заголовок: «Песней зажигайте на радостный труд». Модное в наше время слово «зажигать» пришло к нам из далекого 1935 года.

19 июня 1936 года на юге СССР можно было наблюдать солнечное затмение. А уже 21-го в газете были помещены фоторепортажи «спецкорреспондента Онохова» о том, как специалисты наблюдают солнечное затмение. В кадре есть любознательный колхозник-казах Абтыкаримов. Хочется подчеркнуть, что все репортажи выполнялись громоздким фотоаппаратом «Фотокор» с ограниченным количеством кадров и так называемой малой оперативностью. При всех сложностях этого дела в 1936 году в каждом номере «Путевки» появлялось по нескольку отцовских фоторепортажей.

Вероятно, в начале того же 1936-го отец купил второй фотоаппарат «Фотокор № 1» (уже с советским затвором ГОМЗ) и начал привлекать к журналистской деятельности жену Анну. В номерах «Путевки» с июня 1936-го вместе с отцовскими появляются фоторепортажи с подписью «Фото Каргуевой».

В столичном «Гудке» поздно начали указывать авторов фотографий. Я нашел только один снимок в номере от 16 декабря 1936 года, где автором был назван Онохов. Возможно, многие фоторепортажи отца проходили без подписи.

Я хорошо помню, как отец рассказывал, что ему приходилось снимать самолеты в воздухе, и какие трудности с «Фотокором» он при этом преодолевал. Мое сердце дрогнуло, когда я увидел фотографию «Самолеты в полете» в «Гудке» от 18 августа 1935 года. Автор не был указан, но я почти уверен, что фотография сделана отцом.

В начале 1937 года отца отстранили от журналистской деятельности якобы «за дружбу с врагом народа». Последние его фоторепортажи были опубликованы в «Путевке» от 3 февраля 1937 года.

Некоторые известные фотографы Свердловска (например, Леонид Сурин) пытались помогать отцу растворами, химикатами, фотобумагой для частного фотографирования на маленьких станциях железной дороги. Но это не решало это главной проблемы отца. У него вырвали стержень жизни. Кроме того, постоянные разъезды и нерегулярное питание подорвали его здоровье. Ни на одну серьезную работу его не брали. Лаборант, вахтер, сторож — и не более. И так до самой смерти.

Обдумывая прошедшее, я остро почувствовал необходимость наиболее полно представить историю моего отца. Перебирая в памяти отдельные моменты, я вспомнил, какой безупречный порядок был в его материалах. Все негативы и книги находились под строгим учетом. И была отлично оформленная подшивка папиных публикаций в газетах. Я особенно берег эту книгу. Но после переезда на новую квартиру я ее уже не нашел. Примчавшись в старый подвал, я ужаснулся: там было уже все выброшено и сожжено (люди знали, что у отца туберкулез).

Поиски я начал с «Белинки». Там мне сделали ксерокопии «Путевки». Сотрудники очень старались, но старые краски начали расплываться, состояние газет было очень плохим. Кроме того, сделать ВСЕ копии папиных репортажей оказалось финансово неподъемным. Да и первые номера газеты сохранились не все. «Гудка» 1930-х годов вообще нет.

Мне посоветовали обратиться в Музей истории, науки и техники Свердловской железной дороги. Это был тот самый счастливый случай. Меня встретили как родного! И там нашлись редакционные подшивки «Путевки», начиная с самого первого номера. В страницы были вложены расчетные листы, по которым можно было узнать фамилии всех, кто работал над выпусками.

Я пытался найти следы организации «Союзфото» в Москве в «Ленинке», но безуспешно.

Вернувшись, зашел в Фотографический музей «Дом Метенкова». Там-то мне и подсказали обратиться к Бирюкову. Мы созвонились и встретились. В разговоре я узнал, что Евгений Михайлович Бирюков готовит книгу о знаменитых фотографах Свердловска. Для него было полным откровением, что нашелся еще один член Всесоюзной организации «Союзфото». Туда входили только фотографы высокого класса. Бирюкова заинтересовал тот факт, что отец поддерживал контакт с Леонидом Суриным, знаменитым фотографом Свердловска.

Книга готова к печати, но, как везде у нас, дело за финансами. Я осмелился предложить Евгению Михайловичу ввести в книгу материал о том, что первый отечественный крупносерийный фотоаппарат «Фотокор № 1» сначала был основан на затворе «Compur», выпускаемом немецкой фирмой «Welta Gmb». Компания была основана 6 мая 1914 года Вальтером Ваурихом (Walter Waurich) и Теодором Вебером (Theodor Weber) под названием «Weeka-Kamera-Werk» в городе Фрайтале — пригороде Дрездена. Фирма наняла двух механиков, которые производили небольшое количество фотоаппаратов. В 1919 году у нее было уже восемь собственных моделей. Одна из первых камер компании называлась «Welta», в 1919 году компания сменила свое название на «Welta Kamerawerke Waurich & Weber». С 1923 года компания называлась «Welta GmbH». Да и знаменитая «Лейка» (помните: «С «Лейкой» и блокнотом, а то и с пулеметом…») — это немецкий 35-миллиметровый фотоаппарат фирмы «Leica».

В мире фототехники существует несколько фирм-легенд, а в мире 35-миллиметровых камер это в первую очередь немецкие фирмы «Leica» и «Contax». «Leica» стояла у истоков использования 35-миллиметрового формата в фототехнике, ее первая массовая модель появилась в 1925 году. За всю свою историю «Leica» всегда была эталоном качества, это имя стало нарицательным.

То есть можно как раз сказать, что Германия стояла у истоков фотографической истории СССР. Может, германское консульство посодействует в выпуске книги. А вдруг и помогут, всякое в жизни бывает…

Дороги моего нелегкого поиска снова и снова возвращали меня к моим далеким годам, к людям, которым я обязан всем, чего достиг.

Отец и мама любили меня, как родного сына. В детстве я часто болел, и отец посоветовал маме: «Анна, бросай работу, иначе Николай умрет». На фронт отца не призывали по состоянию здоровья. Но надо было кормить семью. Он обманул медкомиссию и пошел в «трудармию». Это был ужасный, рабский труд. Но отец все вынес. Он бросил курить, потому что некурящие работники получали сахар. Раз в неделю отец вечером приходил домой, чтобы принести сэкономленную еду и сахар. С Уралмаша до ВИЗа он добирался пешком. Рано утром он так же уходил обратно.

На сохранившемся у меня фото отец выглядит гораздо старше мамы. На самом деле он был на два года моложе ее. Состарили его невыносимые тяготы жизни.

Детская память имеет свои особенности. Она способна хранить небольшое количество моментов, но уже на всю жизнь. Помню, как однажды отец, вернувшись от врача, сообщил маме: «Мне сейчас всего 60 лет, а врач сказал, что мой организм изношен лет на 80».

Не жалея сил, родители делали все возможное, чтобы их «сынок» был счастлив. Их ласковые руки и улыбки до сих пор в моем сердце. Отец научил меня читать и писать. Одна из первых фраз, которую он попросил меня составить: «Коля ел белый хлеб». Белый хлеб — это была почти несбыточная мечта того времени. Булочка, подаренная в день рождения, казалась сказкой. Тогда, делая памятный снимок, «для лучшего эффекта» на тарелку с яблоками положили клубок ниток и еще что-то.

При отчаянном своем положении отец всегда верил в лучшее будущее. В 1948 году на моем дне рождения отец сказал: «Вот пойдешь, сынок, в школу, закончишь ее, поступишь в институт, начнешь работать, купишь машину, и все будет хорошо!» В то время и в тех условиях жизни эти слова звучали, как волшебство. Наверное, поэтому они и запомнились мне. Институт! Машина! Даже сейчас не каждый отец с уверенностью может сказать такое своему шестилетнему ребенку. Мама вспоминала, что потом я часто говорил: «Когда я куплю машину, я повезу вас в магазин, и вы купите все, что захотите. И белый хлеб, и колбасу, и конфеты». Невероятно, но ведь это все сбылось!

Несмотря на жизнь в подвале и плохое питание, учился я хорошо, очень старался порадовать успехами своих близких. За хорошую учебу родительский комитет раз в год выделял мне материал на рубашку. Понимая, как нам тяжело живется, я решил после седьмого класса пойти работать. Но отец настоял на продолжении учебы. С серебряной медалью я окончил школу, затем — УПИ, поступил на работу в ядерный центр и… купил машину. Сбывалось немыслимое.

9 февраля 1961 года отец и мама зарегистрировали свой брак с общей фамилией Оноховы.

В последние годы жизни отец работал вахтером автобазы «Цветмета». Весной 1961 года мы получили благоустроенную квартиру по улице Крауля, 52 в Свердловске, в доме, построенном именно «Цветметом». Пожив в этой квартире всего год, 25 сентября отец умер от туберкулеза легких. Покоится он на Широкореченском кладбище рядом со своей женой.

Папин опыт и в труде, и в фотоделе помог мне быстро освоить профессию испытателя ядерных зарядов. Суровая полигонная жизнь первых лет напоминала мне нашу жизнь конца сороковых — начала пятидесятых годов. Поэтому я не испытывал особого дискомфорта, а с благодарностью вспоминал уроки отца.

Своих сыновей я воспитывал по отцовскому завету: «Мужчина должен уметь все». Обычно, помолчав, он добавлял: «От иголки до квашенки». Так же воспитываю теперь и внука. Кстати, своего первого сына я назвал в честь отца — Александр. Как и отец, я не сильно ругал детей за испорченный или сломанный инструмент и никогда не говорил: «Не трогай!» Никогда не отказывался от ребячьей помощи, даже если после этой «помощи» приходилось что-то чинить или переделывать. Часто рассказывал детям о дедушке (прадедушке), и мы рассматривали сохранившиеся фотопринадлежности или инструмент. На ручке отвертки с пятью лезвиями (20-е годы прошлого века) сохранились вырезанные буквы «ОА» (Онохов Александр). Я бережно храню оба действующих отцовских фотоаппарата «Фотокор № 1» и некоторые приспособления того времени.

Как, наверное, и большинство людей, я очень жалею, что не уделял папе с мамой достаточно внимания и ласки. Вечная им память.