Я начну с сухого перечня наград этого человека, чтобы ясно было, о ком идет речь. Николай Федорович Баженов — почетный гражданин Советского района, ветеран Великой Отечественной войны. Есть у него ордена Красной Звезды, Отечественной войны 1-й степени, медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов», медаль Жукова. Также у него есть ордена «Знак Почета» и «Дружбы Народов», медали «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» и «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири». Все это было отражено в автобиографии, которую Николай Федорович отправил в Тюменский обком партии для начисления пенсии по старости:

«Родился в 1923-м в семье крестьянина в деревне Басаргино Голышмановского района Тюменской области. Участник Великой Отечественной войны. Член КПСС с 1943 года. Уволен из действующей армии по ранению. Инвалид 2-й группы. В 1945 году закончил Ханты-Мансийское педучилище. В 1963-м Тобольский педагогический институт — заочно. Работал инструктором ОСОАВИАХИМа, учителем, директором школы, заведующим гороно, окроно, инструктором, заведующим отделом пропаганды и агитации окружкома партии, вторым секретарем Советского райкома партии».

Из отдела кадров областного комитета партии вернулась к Николаю Федоровичу его автобиография с поправками: «…в семье крестьянина-кулака. Отец Федор Баженов раскулачен в 1929 году и сослан в поселок Луговской Ханты-Мансийского района». Эта переписка состоялась в 1985 году, и поправки эти адресовались тому, кто свою жизнь посвятил защите Родины и проявлял себя как настоящий коммунист.

— Я никогда не хулил власть, как бы она со мной ни поступала. Даже в мыслях не допускал, что в моей стране происходит что-то неправильное, — признался мне Баженов в одном разговоре. — Хотя обидно было, когда меня не приняли сначала в комсомол, а потом в военное училище. Но я понимал — сын кулака, и мне туда дорога заказана. А вот чтобы стать членом коммунистической партии, я и помыслить не смел.

Мы сидели с Николаем Федоровичем на кухне у него дома. Выпивали по рюмке водки. Повод у нас был достойный — очередная годовщина Великой Победы. Николай Федорович вспоминал:

— У моего деда было 11 сыновей. Ну и, соответственно, хозяйство было большое. Когда пришла коллективизация — 10 оказались бедняками, а мой отец был объявлен кулаком, так как он все имущество записал на себя. С подачи деда. А кто бы ему перечил? — сам у себя спрашивал рассказчик. — Вот так я и стал кулачонком в шесть лет. Сыграло против нас еще и то, что дед участвовал в Тобольском восстании 1921 года против большевиков и был убит. Сослали нас в поселок Луговской Ханты-Мансийского района. Это на левом берегу Оби, в 35 километрах от окружного центра. Там и прошло мое детство. Как ни странно, я не чувствовал себя в чем-то обделенным. Может быть, потому, что практически весь поселок состоял из таких же, как наша семья, в чем-то провинившихся перед Советской властью людей. Это было как бы естественно и воспринималось в порядке вещей. Правда, в 1931 году от голода умерла мама, в 1935-м — сестра. Но и это казалось естественным. Во многих семьях происходило то же самое. Объяснялось все просто: в стране не хватает хлеба, идет жестокая борьба с врагами народа, которые и виноваты во всем. А в то, что причиной бед могли быть и мы, сосланные, никто не верил. Перегибы на местах!!! Некогда товарищу Сталину с ними разбираться, но придет время… Не успел.

Неизвестно, как бы дальше искал свою правду подросток из поселка Луговской, если бы не началась война. Вот тогда-то он, по его словам, в первый раз почувствовал, что «не совсем родной своей Родине».

Запомнилась мне его горькая улыбка:

— Налей еще по стопке, что-то разволновал ты меня. В 1939-м я закончил семилетку и поступил в Ханты-Мансийское педагогическое училище. Золотое время было — студенты! Пора первой любви, самостоятельности… Два года пролетели как один день. А тут — война! В порыве всеобщего патриотизма написал я заявление о поступлении в военное училище и в комсомол. Охладил мой пыл секретарь партбюро училища: «Ты что, забыл, кулачонок, кто ты? Какой тебе комсомол, какое училище? Если возьмут окопы рыть — в пояс поклониться должен будешь за оказанное тебе доверие!»

Ошибался, оказалось, секретарь. В июне 1942 года призвали Баженова в действующую армию. Полмесяца учебки — и на фронт. В эшелоне выдали по одной винтовке на двоих и по десятку патронов к ней.

Первый бой. Рядом — тот, с кем Баженов делил винтовку. Пока стрелял, тот поднял правую руку и ею поймал пулю. Перевязал — и в санбат. (Встретились они случайно после войны в окружном центре. Напарник протянул Баженову пострадавшую ладонь, но Николай на приветствие не ответил.)

Довелось ему пройти ускоренные курсы, где готовили командиров стрелковых взводов. Два месяца — и он уже новоиспеченный младший лейтенант. А в январе 1943-го его взвод оказался под Ржевом.

Я позволю себе небольшую документальную хронику:

«Правду о Ржеве скажут только тогда, когда умрут все, кто здесь командовал...»

(Ветеран боев за Ржев в частной беседе)

«На Ржевском плацдарме стояли две трети дивизий армии «Центр» для наступления на Москву. Потери советских войск в боях под Ржевом составили более двух миллионов человек, вдвое превысив потери в Сталинградской битве. В лесах подо Ржевом погибла 29-я армия. Сам город был превращен в лунный пейзаж. От 40 тысяч населения города осталось всего 248 человек. После ожесточенной 15-месячной битвы Ржев так и не был взят — немцы сами отошли на заранее подготовленные позиции».

— Дед, а сколько жил лейтенант, командир пехотного взвода на передовой?

Встречный вопрос деда был неожиданным.

— Какой — хороший или плохой?

— Ну, скажем, хороший.

— Две атаки. Потом в лучшем случае госпиталь.

— Ну, а плохой?

Одну. Свои в спину убьют в первой же.

(Из разговора старого солдата с внуком)

Полк Баженова прямо из эшелона бросили в бой. Приказали занять небольшой плацдарм и ждать подхода основных сил. Пока шли к намеченной цели, в живых осталась половина батальона. Погиб комбат. Баженов принял командование на себя. Закрепились. Однако помощи, как оказалось, они ждали зря. Из-за неразберихи никто толком и не знал, что прибывшая часть уже на передовой. О них забыли. Вскоре остатки батальона были окружены немцами. Младший лейтенант принял решение отступить… Ночью пошли на прорыв. Из взвода Баженова остались в живых трое солдат и он.

Мне пришли на память строки Александра Твардовского:

…Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли наши

Там, на Среднем Дону?..

Этот месяц был страшен,

Было все на кону…

…Я убит подо Ржевом,

Тот — еще под Москвой…

… Я вам жизнь завещаю,

Что я больше могу?..

Николай Федорович слушал и шептал:

— Все так и было, да, так!

Затем резко встал и вышел из комнаты. А когда вернулся, на лице все еще было волнение, и глаза были красны.

— Ну что, осталось еще горячительное? — спросил он и плеснул в рюмки. — Знаешь, Борис, когда кто-то начинает рассказывать, как он браво воевал, как ходил в атаку, убивал человека, я не верю этому вояке. Там все не так. Там нет людей. Все звереют. Есть солдаты, которые убивают. Их убивают. И думаешь только о том, чтобы выжить любой ценой. Сейчас я понимаю того земляка-труса: жить хотел. Нет — выжить! Понимаешь меня?

Мне такое не понять. По рассказам фронтовиков, чаще всего солдаты говорят о жизни и смерти перед боем, о своем отношении к смерти. Она кружила постоянно рядом. Такая близкая и уже привычная, как и жизненные обстоятельства. Я пытался понять, как можно было уцелеть среди этого бесконечного опыта умирания? Смотреть изо дня в день. Думать. Невольно примеряться. И не находил объяснений.

…Летом 1943-то лейтенанта Баженова вызвал к себе замполит батальона и завел разговор о вступлении в партию. Лейтенант уже по привычке рассказал о «черном пятне» в своей биографии. Замполит никак не отреагировал. А через три дня нашел его в землянке и положил перед ним чистый лист:

— Пиши заявление о приеме в партию.

Так Николай стал коммунистом.

Спустя неделю он принял еще один бой — последний. Нужно было сымитировать атаку, чтобы отвлечь противника от направления главного удара. Сформировали особый отряд автоматчиков и бросили его под покровом ночи на вражеские укрепления. Но только солдаты поднялись в атаку, их тут же накрыли мины противника. Последнее, что помнит Баженов, — вздыбилась земля, и темнота… Вынесли его солдаты родного взвода. Не выстрелили в спину, вынесли на своих руках в тыл. Значит, был хорошим взводным двадцатилетний лейтенант Баженов.

Еще штрихи к его биографии. Орден Красной Звезды за первый бой Баженов получил… только в 1965 году! Думается, «сработало» все то же происхождение. Вторую награду, орден Красного Знамени, Николай Федорович прикрепить к пиджаку так и не успел. О представлении к награде он узнал из газеты «Ветеран» за 1995 год. Редакция газеты тогда разыскивала представленных к награде, не получивших ее вовремя. Баженов послал запрос в военный архив в Подольск, но ответ затерялся где-то в неразберихе 1990-х. Второй раз запрашивать Николай Федорович постеснялся.

…Четыре месяца госпиталей, несколько операций на простреленных ногах, и зимой 1944 года инвалид второй группы Николай Федорович Баженов вернулся в родной поселок на костылях. Восстановился в педучилище, успешно его закончил. Нашел свою половинку — Екатерину Афанасьевну, тоже студентку, и началась мирная жизнь. У Баженовых родились двое сыновей.

В будущее смотрел Николай Федорович с оптимизмом. Молодого коммуниста, фронтовика, заметили сразу. Рассудительный, доброжелательный, он вызывал симпатию не только у начальства, но и у тех, кто работал рядом. Если где назревал скандал — посылали Баженова. Знали, все уладит как надо. Учитель, директор школы, работник окружкома и последние 17 лет бессменный секретарь по идеологии райкома партии Советского района Тюменской области. Кстати, он был единственным вторым секретарем райкома в области, занимающимся идеологией. В обычной практике второй секретарь ведал промышленностью и считался выше рангом.

Баженов был как бы противовесом эксцентричного первого секретаря. Если тот мог рубить с плеча, то Николай Федорович всегда старался сгладить резкость «первого», перевести все в более спокойное русло. При этом оставался принципиальным, честным человеком, что немаловажно для руководителя. Вспоминается почти анекдотический случай, в котором он проявил себя не зашоренным партийным уставом аппаратчиком, а нормальным мужиком. Один из руководителей районного масштаба завел роман со своей подчиненной. Об этом узнала жена, пожаловалась в райком. И надо же, начальник сразу сознался. Родилось персональное дело, которое рассматривалось на заседании бюро райкома КПСС, высшем коллегиальном органе в партии, где очень пеклись о моральном облике своих рядов. По крайней мере, пока это не становилось достоянием гласности. Там-то и сказал свое веское слово Николай Федорович:

— Сначала я буду говорить как секретарь по идеологии. Ты, руководитель, коммунист, развел в коллективе аморальщину. Какой пример подаешь подчиненным? Плохой! За это тебя накажем. А сейчас хочу сказать как мужик мужику. Ты что, охренел совсем? Кто тебя за язык тянул сознаваться? Тебя что, за ноги держал кто-то? Непорядочно это по отношению к женщине, какая бы она ни была.

В общем, горе-любовник схлопотал выговор «с занесением». Над ним еще долго подтрунивали знакомые.

По долгу службы Баженов курировал районную газету. Во времена тотального контроля над идеологией это была ответственейшая миссия. И Николай Федорович был частым гостем в редакции. И не только по службе. Любил присутствовать на заседаниях литературного объединения «Кедр», созданного при газете. Обожал стихи поэтов-фронтовиков.

В газете нет-нет, да и случались опечатки (так называемые «ляпы»). Однажды на первой полосе в шпигеле (верхнем правом углу) поместили заметку об успешном завершении плана очередного квартала. Текст начинался так: «В полном объеме выполнили производственные показатели работники торговли…» Каким-то образом строчки перепутались и получилось: «объеботники торговли…». Наутро был звонок мне, ответственному секретарю газеты. Звонил Николай Федорович:

— Ты, конечно, в чем-то прав, они действительно иногда обманывают покупателей. Но зачем писать об этом чуть ли не матерным языком?

Посмеялись оба. На том инцидент был исчерпан. А могли и с работы выгнать…

А это уже из нашей советской повседневности. Середина восьмидесятых. Продовольственный магазин. Громадная очередь за колбасой. (Как известно, это было время сплошного дефицита.) Николай Федорович встает в хвост очереди. Его тут же узнают:

— Проходите без очереди, — расступаются люди. Тот смущенно улыбается:

— Да нет, постою. Чем я лучше других?

Выстаивает до конца. Покупает положенную в одни руки норму колбасы и уходит.

Вслед шепот:

— Надо же, а ведь секретарь партии.

Таким остался он в памяти.

…Наша беседа подошла к концу. На прощанье задал собеседнику вопрос, как он относится к теперешней жизни. Он ответил, что это уже не его дело. Есть молодые, достойные, которые, в конце концов, выведут державу нашу на верный путь.

— А вы и сейчас остаетесь членом компартии?

— Конечно, зря, что ли, до сих пор ношу осколки в ногах?

Ни ветеран, ни я тогда еще и предполагать не могли, сколько споров возникнет в 2012 году о Ржевской битве, одной из самых кровопролитнейших в истории Великой отечественной войны, после того, как выйдет 1-й том из нового 12-томного издания по истории этой войны. По мнению отдельных исследователей, авторы фундаментального труда уделили слишком мало внимания боям, оставшимся в народной памяти «ржевской мясорубкой». Одна из опубликованных рецензий называется — «Незамеченная катастрофа».

Весной 1997 года Николай Федорович Баженов тихо умер в своем доме.