С утра я направилась в Любавический центр. Здесь собирается наш кружок по изучению Рамбама. Сами делаем доклады. Главное — общение, тем более на такой серьезной основе.

По дороге (еще есть время) зашла в поликлинику сделать прививку от гриппа.

Все отремонтировано, не сразу нашла кабинет. Молодой парень, не отрываясь от компьютера, достал из нагрудного кармана разовый шприц и воткнул мне в плечо.

Вышла на улицу Ахалуц («пионеров», первопроходцев). Напротив — магазин подержанных вещей. Он редко бывает открыт. Захожу.

Мебель, картины, посуда, старые религиозные издания на иврите… Долго ходила, дышала чьими-то прожитыми жизнями. Резные еврейские бюро, где писали, уютные кресла, в которых сидели и читали, ковры и шторы, которые оберегали от шума и солнца, чашки, подсвечники, наполнявшие чей-то уже ушедший быт. Молодые или приехавшие семьи отдают все бесплатно, свою жизнь они начинают с чистого листа, отметая все.

Потом зашла в открытое кафе выпить чаю. Немолодой бармен сидел и молча наблюдал за мной. Больше не было никого.

Еще оставалось время. Рядом магазин русской книги «Дон Кихот». Там есть большой отдел словарей. Вот новое издание книги по русскому мату от Петра I с огромным количеством синонимов. Наверное, это полезно для переводчиков иностранной литературы. Сейчас много выходит откровенно сексуально ориентированных произведений. Раскованность полная.

А вот и книга Хармса — эротическая поэзия. Во вступительной статье утверждается, что он был гомосексуален. А о том, что это была трагическая судьба начала XX века, никто и не узнает.

На кружке спорили, насколько можно доверять астрологии. Пришла автор книги «Селестиальные близнецы» Элизабет Левин. Она собрала большое количество биографий, убеждающих вопреки всему, что судьба есть. Некоторые произвели на меня сильное впечатление. Но в ее схемах важны дни, даже не месяцы. В пределах месяца — большие отклонения.

Судьба. Предначертание?

И да, и нет.

Если в защиту «да» — то это история, предки, наследие, гены. Это надо знать, чтобы жить осмысленно, ведать бывшее до тебя, историю, родство, ЧТО было.

Если «нет» — это уже сегодня.

Я живу здесь и сейчас. И нужно действовать здесь и сейчас. Осуществлять предначертанное сегодняшним языком, головой, руками, всей энергией, которая есть в тебе, пока живом.

Алла Демидова: «Я не очень охотно прошлое вспоминаю, живу настоящим, оно мне интереснее».

Максимально жить настоящим — это и есть сохранение прошлого и нацеленность на будущее.

Элизабет Левин представила любопытные космические совпадения.

Два жестоких нациста Г. Геринг и А. Розенберг родились в один год и в один день. В очень похожих семьях.

Швейцарский психолог Э. Миллер: за каждым преступлением скрывается трагедия. В обеих семьях дети были рано и насильственно отринуты родителями. Чувства детского гнева и накопленных страданий, пишет психолог, могут позднее трансформироваться либо в выдающиеся достижения, либо в крайнюю форму антиобщественного поведения.

Оба «близнеца» предстали на Нюрнбергском процессе.

Любопытно исследование сирот. Замечено: эти дети более проявляют интерес к политической карьере. Процент сирот велик среди политиков. Неужели миром правят сироты?

О том, что миром правят дети, уже писал историк-исследователь детства Ллойд де Моз. Теперь вот — сироты.

Лежать отрешенным, ничего нет… Это все равно, что смерть заживо.

Но вот за окном послышались голоса, это колобродит компания молодых мужчин или парней, которым что-то нужно по ночам. Иногда раздаются девчачий визг, смех, с диким шумом пролетает мотоцикл. Вот это уже жизнь.

Только ночь благоприятствует откровениям молодых. Ночь скрывает тебя и дает простор открыться. Можно вволю быть собой, высвобождая свое природное начало.

Ночь — это юг, это время страстей и раскрепощения. Особенно любят ночь эфиопы. Это их пора. Как будто они и рождены для нее. Цвет кожи и мрак ночи — союзники, почти родня.

Под утро разорались кошки. Светлеет. Птицы устроили утренний базар. За стеной в соседней квартире запищали дети. На них шумит вечно недовольная мать. Плач от нее только пуще.

Просыпается улица, просыпается дом. Продолжается эта беспутная жизнь.

Кофе, книги, компьютер (три «К»). Что там сегодня?..

Ах да! Звонок родным, детям. Это святое.

Мистическое, магическое, космическое…

Это об искусстве, его сути, его свойствах.

Оно рождается как глубинный внутренний зов, неосознаваемый. Избежать его нельзя. Он прорывается даже когда тормозят, не дают выхода. Он становится только сильнее.

Мы не знаем многих художников. Или знаем, но — не знаем.

Кто был Шекспир?

Что чувствовал Гоголь?

Кому верил Булгаков?

А вечно сопротивляющийся и сгорающий от внутреннего пламени Пушкин?

А неотвязно думающий о смерти и стремящийся к ней Лермонтов?

А Микеланджело?

Они творили на грани жизни и смерти.

Выплеск смертного тела, но бессмертной души.

Почему так много убийств? Убийство — тема творчества? Или это попытка познать опыт, муку, высший момент страсти и смертный ужас. А потом, пройдя такое страдание, восстать, понять потаенное. Только так.

Это поле огромного напряжения.

Всякий, кто входит в него, испытывает себя, рискует собой. Поэтому не все туда и стремятся. Иные пытаются добыть опыт более легким путем. Или… Бог не дал.

Когда актер на сцене или в кино проживает какую-то смертную роль, то порой случается невероятное.

Бойтесь!

Магнитное поле, энергетическое, информационное. Оно сохраняется в веках. Входить в него — опасно. Разве что в той же волне.

Искусство — это не разум, это душа, чувство.

Как объяснить, пишет М. Кундера («Бессмертие»), что великие живописцы исключили смех из царства красоты?

А комическое? Разве смех — не отблеск мысли?

Нет. Когда человек постигает комическое, он не смеется; смех следует лишь как телесная реакция, в которой мысль уже не присутствует вовсе. Человек не владеет собой, им владеет нечто, что не является ни волей, ни разумом. И в этом причина, по которой античный скульптор не изображал смеха. Человек, который не владеет собой (человек вне разума, вне воли), не мог считаться красивым.

Если же наша эпоха вопреки духу великих живописцев сделала смех привилегированным выражением реакции человека, то, стало быть, отсутствие воли и разума есть теперь идеальное его состояние.

В европейской культуре основой «я» стало чувство, страдание.

Сартр писал: «Я обретал себя в противопоставлении самому себе, ударяясь в гордыню и садизм… Изнеженный материнской лаской, обезличенный отсутствием сурового Моисея, который меня зачал, избалованный поклонением деда… я искал оправдание своему бытию.

Пытаясь избавиться от заброшенности — участи творения, — я готовил себе самое безысходное одиночество — участь творца» («Затворники Альтоны»).

Воспитание, влияние, воздействие. Что это? Возможно ли это?

Если в человеке уже все заложено Космосом, космическим расчетом!

Влияние уже есть, включая роли поколений предков, а также всех тех, кто рядом с человеком начиная с младенчества, детства, отрочества.

«Карта» уже представлена фактом рождения. С ней нужно считаться очень серьезно. Ибо она не просто Живая конструкция, но — сопротивляется, жалит (как медуза), может принести урон, трагедию, несчастье, а может принести счастье.

Мы не можем этого знать заранее. Но мы должны быть готовы ко всему. И ждать свой грядущий день, который готовит нам тайны.

В то же время…

Удачливый продавец с трудом читает надпись на товаре… Цивилизация связана с языком. У людей, не прошедших эту ступень культуры, цивилизации, не будет и владения соответствующим языком.

Студент, учащийся школы не знают географии. Эта «наука» им не требуется. И вообще это уже некое абстрактное знание, в котором нет у них необходимости.

Сижу в аэропорту Домодедово, жду посадку на Тель-Авив. Передо мной за стойкой дежурный выкрикивает:

— Пунта Кана! Кто задерживается? Посадка на Пунта Кана!

Я не выдерживаю и спрашиваю у соседей:

— Где это — Пунта Кана, не знаете?

Все пожимают плечами. Тем временем к дежурному подлетают стайки пассажиров. Обращаюсь напрямую к одному из них, не очень молодому:

— Где находится Пунта Кана?

— Здесь, — бодро отвечает он.

Меня в конце концов зацепило. Куда они все летят, в какой такой загадочный пункт? Дождавшись паузы, спрашиваю дежурного. Он с пониманием отвечает:

— Это Центральная Америка.

— ?

Только дома, открыв Интернет, я выяснила, что это Республика Доминикана предлагает «дешевый отдых».

Подозреваю, что далеко не все пассажиры представляли, что лететь им через всю Европу, минуя европейскую цивилизацию, через Атлантику в не очень тронутую этой самой цивилизацией страну.

Современная цивилизация — для здоровых людей.

А другие цивилизации? Что, были для больных? Может быть.

Эхнатон был больным.

А в некоторых государствах больные были элитой, святыми. Например, в Индии.

На Руси — юродивые. Они сеют истину. Старцы-мудрецы поддерживают советами. Им дано предвидение. В силу особой остроты ощущений они видят то, что другим неведомо, неясно, сокрыто от них.

Больной — всё, здоровый — ничто. Всё вокруг — для ухода от себя, от скуки.

Мать со взрослым сыном (лет 20 плюс) сидят в очереди к невропатологу. Я после них. Подумала, что он сопровождает маму. Юноша немного нервничает — приходится ждать, и вдруг обращается ко мне:

— Вы первый раз?

— Да, первый.

— А я второй. Вот моя мама говорит, что у меня рассеянный склероз, а я так не считаю. Правда, я плохо хожу… Вы видели, как я хожу?

Мне все стало ясно. И несколько громкое поведение молодого человека, и вид его мамы — с посеревшим лицом, одетой кое-как, с какой-то решительностью во взгляде.

Я знаю, что это такое. Смерть забирала приехавшего из Белоруссии молодого парня по частям. Сначала отнялись ноги, потом тело, потом способность говорить... И все это в головокружительном темпе.

Генофонд беспощаден. Но жертвоприношение, как всегда, за единицами.

Тут их пригласили в кабинет.

Из-за двери доносится громкий голос врача:

— Эта болезнь не лечится — ни в Америке, ни здесь. Наша задача — только приостановить процесс, не дать ему развиваться.

Потом еще много говорит. И настойчивый голос матери:

— Помогите, я вас очень прошу… Там не говорят по-русски. Мне сейчас даже трудно довезти его домой.

Врач снабжает их кучей бумаг и вызывает для них такси.

Вот они наконец выходят. Я тоже прощаюсь с ними и желаю здоровья. Сын и мама бурно и расчувствованно благодарят.

Я вхожу к врачу и извиняюсь, что после такого тяжелого случая беспокою по мелочам — со своими невралгическими болями.

Доктор сидит отрешенная, не в состоянии сразу придти в себя. И вдруг прорвалось ее отчаяние:

— После таких больных я начинаю жалеть, что стала врачом. Я ничего не могу…

И тут уже я успокаиваю врача:

— Что же делать? Надо же кому-то…

Выписывает лекарства. Возвращаюсь домой. Весь мир с этой минуты перевернут.

Что-то трещат в телевизоре. Идет политическая борьба. Последние новости из Америки.

Люди живут в виртуальном мире?

Господи!

А там, в съемной квартирке, мать на что-то надеется. А сыну отпущено совсем немного.

Они жили скромно и тихо. Он и она.

От желания разбогатеть не страдали. Работали. Читали.

В последние годы они стали совсем тургеневскими стариками и все время поджидали своих детей.

Нет, не сказать «замшели».

Интернет — великая сила. Ты живешь, все выкладываешь, и это навечно. Ты можешь себя запечатлеть, как живого… Можешь придумать себя…

Сколько было в истории знаменитых фальсификаторов! Самая известная фигура — Шекспир. Так и не установленный мастер. А надо ли устанавливать? А Козьма Прутков? А персонажи — Дон Кихот Ламанчский, Гаргантюа и Пантагрюэль? А Павлик Морозов и Павел Корчагин? Господи, только начни.

Это все мифы, символы, знаки. Она иному человеку дороже правды… Так искусство дороже реальной жизни. Ближе, важнее, понятнее.

Да и что есть правда? «Правду и только правду»?