Зима нынешняя в Екатеринбурге, да, пожалуй, и по всей России выдалась на редкость долгой. Может быть, потому, что не было конца «внештатным» ситуациям, несущим людям трагедии. Рвались трубы — часто и повсюду, будто мы пребываем в нежилом прогнившем месте. Падали деревья. Целые районы цепенели из-за ледяных дождей. И еще эти всегдашние смертоносные сосульки…

Узнавая об очередном горестном событии и сочувствуя потерпевшим, мы в редакции даже не думали, насколько близко беда коснется и нас.

Девятого декабря в районе улицы Машинной прорвалась труба горячего водоснабжения. Крутой кипяток широким потоком устремился к движущимся через дорогу людям и машинам. В этом горячем тумане заметалась женщина с ребенком. Один за другим выскакивали из клубов пара прохожие. Всего тогда пострадало девять человек, в их числе двое детей. О случившемся взволнованно сообщала пресса. По радио в те дни постоянно шли сводки с новыми подробностями.

Именно тогда, в этот момент аварии на Машинной оказался на пути кипятка человек, с которым нам назавтра предстояла деловая беседа. В назначенное время его домашний телефон не ответил. Молчал он и на следующие сутки…

Это нас сразу обеспокоило. Человек словно растворился. А ведь он, Валерий Павлович Тлустенко, при встрече проявил себя ответственным и деловитым.

Дозвонились мы только через два дня. Трубку взяла жена Людмила Кузьминична. И на наш вопрос коротко пояснила: «Да он обварился на улице, теперь в больнице, и я дежурю, домой вот только зашла». Нас, конечно, это сообщение ужаснуло.

В редакции «Проталины» лежали принесенные Валерием Павловичем материалы. Он активно собирал их, когда был редактором газеты «Наш шанс». Всего вышло тридцать номеров, их-то Тлустенко и передал нам. И вот теперь оставалось только ждать и справляться о его здоровье.

Людмила Кузьминична сдержанно сообщала, что чувствует себя он тяжело, но держится. Двадцать процентов кожи поражено ожогом, однако степень самая тяжелая — четвертая. Пострадали сильно и руки. Сгоряча пытался подхватить упавшие очки.

Из следующего разговора узнали, что больного готовят к операции. Но дело идет медленно из-за его состояния.

В это время город зажил предновогодними хлопотами, и эфир с истовым азартом заполонили переклички о повальном сбыте товаров, о небывалой покупательской активности. Сметалось буквально все. Эти радостные хлопоты изредка перебивали сообщения о ситуации в московском аэропорту из-за ледяного дождя. К тому же без электричества остались районы Подмосковья. Встали в пробках тысячи машин. Все эти события смешивались в общий фон какой-то нашей неустроенности.

А у нас опять прервалось общение: телефон Людмилы Кузьминичны молчал. Дозвонились уже в последнюю неделю предновогодья. Ответ был ошеломляюще краток: «Он в морге».

Эфир о последствиях аварии молчал.

Встретились мы с Людмилой Кузьминичной в январе, уже у нее дома. Наша работа прервалась в самый разгар. На руках у нас остались рукописи. И помочь нам теперь должна была спутница погибшего.

На столе в центре — портрет с черной лентой и, по русскому обычаю, стопка, накрытая кусочком хлеба. А рядом в большой банке — кедровые лапы, только добавляющие печали.

В этот вечер в неторопливой беседе раскрылась перед нами вся сложность, вся драматичность этих двух судеб.

Познакомились они, когда оба работали на оптико-механическом заводе. Трудился тогда Валерий Павлович по специальности, окончив радиофак УПИ, знаменитый уральский политех. По словам жены, работа требовала большого напряжения и внимания, отдел был засекречен. На этом заводе Валерий Павлович отработал двадцать лет. Вот, наверное, от такой большой нагрузки и дал себя знать тяжелый недуг, отразившийся на психике. После одной из командировок Тлустенко оказался на больничной койке. Лечился. Но болезнь возвращалась, и в начале 1990-х он уволился по сокращению.

Перебирая фотографии, Людмила Кузьминична раздумчиво заметила, что Валерий Павлович не унимался, вечно писал, писал, потом куда-то звонил, пока «в эту трубу не попал».

Труба-то их и разлучила.

Еще с ранней молодости была у него одна большая страсть — он много писал. Два года печатался в газете «На смену!». Надо заметить, что он легко и активно устанавливал контакты с людьми. «Надо было ему в журналистику, а не на завод, — по своему рассудила наша собеседница, — часами ведь сидел на телефоне. Наверное, надоедал и раздражал порой. Было за него неудобно, но я никогда не вмешивалась. Чувствовала, что этим он живет».

И хлопоты эти пустыми не остались. В 2003 году в клубном доме «Здоровый мир» при психиатрической больнице по инициативе Тлустенко родилась газета «Наш шанс». Газета информационно-литературная, как определили ее содержание сами авторы. При газете были созданы отделы писем и поэзии. Их возглавили добровольцы, люди с творческими стремлениями. Образовалась редакция. Надо сказать, немалое участие в этом процессе принял медперсонал больницы. Это была попытка облегчить жизнь людей, отягощенных недугами.

В газету Валерий Павлович вкладывал все свои силы и время. Состоялись тридцать номеров. Больше газета не выходила, так как у редактора, по словам жены, накопилась усталость. Вот с этими-то тридцатью номерами и пришел к нам в «Проталину» Тлустенко, чтобы познакомить читателей журнала с творчеством тех, о ком он так заботился. Давалась редакторская должность нелегко. Приходилось, видимо, много спорить, договариваться с авторским коллективом. Главной мыслью редактора было помочь и как-то защитить людей с ограниченными возможностями, вырвать их из темного лабиринта недуга. Так родился псевдоним Тлустенко — Валерий Заступник. Каждый номер открывался передовицей специалиста-медика. Совершенно осознанно на страницах газеты делились рассказами о своих недугах и авторы. Поэтому газета наполнена жизнью этих людей, их чувствами и отношением к окружающему миру.

По-существу, в маленьких страницах отразилось большое зеркало жизни. Символично звучит название газеты. В самые печальные моменты жизни звучит искренняя надежда каким-то образом изменить свое положение к лучшему. Лекарством тут служит и творчество, не претендующее на чьи-то высокие оценки. Просто хочется быть понятым и принятым в огромный мир человеческих отношений. И стихи, и незатейливые рассказы удивляют своей чистосердечностью и доверительностью. И большой надеждой. Уже в этом пульсирует оптимизм. Никаких жалоб на судьбу, никакой озлобленности, зависти. Просто они не хотят быть одинокими.

Уже отойдя от газетных дел, Заступник продолжал заботиться об оставшемся архиве. «Ни одной бумажки не давал трогать. Вся лоджия заполнена рукописями», — в интонации жены оттенки житейского непонимания и большая усталость.

Из клубного дома «Здоровый мир» и пролег тогда, девятого декабря, путь Тлустенко-Заступника к этой роковой трубе…

В одиннадцать часов утра в тот день раздался звонок в дверь. Это очень удивило Людмилу Кузьминичну:

— Он никогда не звонил. Я пошла, открыла. Он стоит, не двигаясь. Я и говорю ему: «Ты чего?» Смотрю, а лицо у него все черное. Потом вижу: кожа на руке лоскутами висит… «Я, — говорит, — ошпарился». Как ошпарился? Оказалось, он весь мокрый. Я так растерялась, что не знала, что и делать. «Вот переоденешься, — говорю, — и поедем в больницу». Он шагнул в дом. Я стянула с него полушубок. Обувь сняла и отставила в сторону. Стала стягивать носки, а с носками полезла вся кожа до мяса. У него болевой порог очень высокий, боли он не чувствовал. Все зубы искрошились, а он почти не жаловался… И спрашиваю его: «Больно?» Он отвечает: «Нет». Я позвонила в «скорую». Кое-как я сумела его раздеть, достала простыню, положила на диван. У него до колен ноги были сильно ошпаренные. Он минут десять полежал, тогда начал чувствовать сильную боль. Дала ему обезболивающее, какое было. А «скорая» только через час приехала. Он и в больнице был в сознании. Когда врач спрашивал, как это случилось, он отвечал на его вопросы. Он смог все вспомнить. Он начал переходить через дорогу, а там, видимо, уже пошла вода. Он не сразу понял, что это кипяток, пока не промокла обувь. И он продолжал идти. Машины остановились. Кипяток залил всю проезжую часть. До дома он все-таки дошел, преодолев парк Маяковского. Поднялся на высокое крыльцо, а потом — и до квартиры. И все это время за ним тянулись кровавые следы.

В больнице Заступник просил жену не выбрасывать его удобные любимые ботинки. А она смотреть на них от ужаса не могла. Так они в углу и стояли. А когда случилось самое страшное, она взяла в руки эти ботинки, подняла — у них не было подошв. Кипяток сделал свое дело.

Умер Валерий Павлович на сороковой день после похорон своей матери. Очень хотел попрощаться с мамой в домашних стенах, надеялся вернуться из больницы.

Скорбными хлопотами закончился 2010-й год для Людмилы Кузьминичны. Но хождения по мукам не прекратились. Сначала долго выясняли и обсуждали договор со страховой компанией. Обещали помочь, поддержать финансами теплосети. В результате, как сообщила жена, «дали средства на похороны, и все».

Ходила Людмила Кузьминична в прокуратуру. От одних дверей в другие: сначала была в Верх-Исетском районе, потом в Чкаловском… А почему, собственно, пострадавший человек должен сам еще и доказывать право на помощь, которая должна быть в данном случае бесспорной, законной? И сколько еще впереди таких хождений?!

Прошел первый квартал нового, 2011 года. В телефонном разговоре с Людмилой Кузьминичной выяснилось, что практически кроме финансовой помощи в похоронах, больше ничего реального не было сделано. В одно «дело» объединили несколько случаев, когда в таких же авариях пострадали люди, но это дело никак не продвинулось.

Удивляет и такой факт. Об аварии, случившейся девятого декабря, сразу сообщили в эфире. А о последовавшей смерти пострадавшего в этом ЧП человека сообщили почти через месяц. И дальше — никаких известий. Вот конкретное доказательство того, что думается и говорится в нашем государстве широко и много о чем угодно, а вот сам человек остается за бортом самых прекрасных планов и устремлений.

В одной из телевизионных передач «Вестей Урала», посвященной нынешней зиме в сфере нашей «коммуналки», выступил министр энергетики и ЖКХ Свердловской области Юрий Петрович Шевелев. Он изложил все обстоятельства, объясняющие те или иные ЧП. Говорил министр в каком-то оправдательном, дежурном тоне: «Ситуация рабочая и достаточно интересная». Говорил, что есть с кем бороться и что надо немедленно исправлять, ведь износ труб, по его словам, составляет 52 процента, а качество гидравлических испытаний оставляет желать лучшего. И ни слова о прямой жертве этой бесхозяйственности.

А еще министр пообещал, что предстоит основательный контроль по отношению к собственникам «коммуналки». В конце беседы прозвучало как бы бодро и обещающе: «2011-й год покажет». Но и зловеще — после того, что показал нам год 2010-й!